— Что именно? — спросил Урос.
— Я всегда был уверен, что состарился настолько, что пережил и саму старость и даже саму смерть. Но теперь я вижу, что все же эта пара догнала меня. Я поведу их за собой в долину, где я родился, и там заберу их с собой.
— В ту самую долину, где живут твои боги?
— Тех, которых не сожгли, выставили в Кабуле на потеху толпе… Они держат их в рабстве, в музее… Но это ничего не значит. В моем возрасте именно они не нужны мне больше.
В галерею протиснулся Мокки неся большой чайник.
— Ты пришел в нужное время, чтобы утолить нашу жажду, саис! Благодарю тебя. — сказал Гуарди Гуеджи мягко.
— Вы слышали плакальщиц? — спросил Мокки, наливая старому рассказчику чай, — Я там был, поприветствовал кочевников.
— Ты поступил правильно, — сказал Гуарди Гуеджи, — Сегодня мы в гостях у их мертвых.
Урос жадно выпил одну за другой три пиалы чая и затем спросил:
— А кого хоронят?
— Новорожденного, — ответил Мокки.
— Налей мне еще чаю, — приказал Урос, а затем продолжил, презрительно кривясь, — Не пойму, к чему столько шума из-за какого-то сопливого создания?
— Ты так думаешь о детях? — спросил его Гуарди Гуеджи.
— Именно так. Они тупые, грязные, плаксивые, требуют к себе слишком много внимания, а вырастить их сложнее, чем хорошего коня. — ответил Урос.
— Были ли у тебя самого дети? — вновь спросил его Гуарди Гуеджи.
— Моя жена умерла, когда была беременна первым.
— Ты сильно переживал из-за этого?
Урос отрицательно покачал головой:
— В тот же год я получил мою шапку чавандоза и выиграл бузкаши трех провинций.
— Ты не любишь никого, кроме себя, — произнес Предшественник мира и протянул свою пиалу Мокки.
— Это неправда, — очень серьезно возразил ему Урос, — Просто, других я люблю еще меньше, чем себя.
Мокки унес прочь поднос, вернулся с ведром воды и, поставив его возле Джехола, выбежал вон. Он боялся, что Урос может спросить его, куда подевалась Серех.
Солнце поднялось над холмом и стояло почти вертикально, но хотя его лучи не давали никакого тепла, пламя костра согревало обоих мужчин. Джехол, который лежал рядом, неожиданно встал и призывно начал тереться ноздрями о лицо Уроса.
— Конь хорошо выспался. Теперь ему хочется идти дальше, — сказал Урос Гуарди Гуеджи, погладив коня, — И мне тоже… Я позову саиса.
Но он медлил. До последней минуты ему хотелось насладиться тем покоем, который все еще был в его душе.
— Подожди немного, — сказал он Джехолу и попытался мягко оттолкнуть его от себя.
Но конь не подчинился и настойчиво заржал. В этот момент Урос услышал глухой, словно издалека доносящийся, лай собак. Он приподнялся. Прислушался.