Гул потихоньку стих. Турсен должен сказать свое слово. Все взгляды вновь обратились к нему.
Палка старого чавандоза больше не дрожала. И ничего не осталось в его душе от той радости, счастья и нежности, которые он испытал, как только узнал своего сына. Теперь он чувствовал себя холодно, непоколебимо, жутко спокойным. Наконец и он услышал в словах Уроса этот надменный, самоуверенный тон. И ничего другого. Ничего, что действительно идет от сердца человека, когда он говорит со своим отцом.
— Никто не должен появляться перед судьей в таком неподобающем виде. Вымойся, позови цирюльника, побрейся и смени одежду. Лишь затем я выслушаю тебя под крышей моего дома.
Он подозвал Таганбая и приказал:
— Закройте этих двоих поблизости и хорошо охраняйте.
Почти против воли Турсен посмотрел на Уроса еще раз. И только теперь увидел, что случилось с его ногой. Он захотел крикнуть, спросить его, но было поздно: Урос уже скакал по направлению к баням.
Глава конюхов и несколько крепких мужчин ввели Мокки и Серех в один из подвалов, который служил складом для уздечек и сбруй. Дверь за ними закрылась. Ключ несколько раз скрипнул, проворачиваясь в ржавом замке, после чего только тонкие лучи солнца слабо освещали помещение, проникая сквозь подвальный люк. Сильно пахло кожами.
Серех схватила Мокки за плечо и закричала:
— Они будут держать нас в этой дыре, как в тюрьме?
— Это не продлится долго, — ответил Мокки тихо, — Турсен решает и судит быстро.
— Он прикажет убить нас, — от страха застучала зубами Серех, — Какой страшный, беспощадный старик!
— Он справедлив, — слабо возразил Мокки.
— Кто-то идет сюда, кто-то идет…
Вошел глава конюхов и, облокотившись о дверь, поставил на землю большой кувшин, а на него положил пару лепешек.
— Я делаю это не по приказу, — сказал он Мокки, — а из уважения к памяти Байтаса, твоего отца. Он был напарником моих юных лет.
— О, Аккул, Аллах воздаст тебе за твою доброту, — ответил ему Мокки смущенно.
— Урос… В том, в чем он тебя обвиняет… Это правда? — поколебавшись, все же спросил конюх, — Как же это могло случиться?
Мокки уронил голову на грудь и пробормотал:
— Злой демон завладел моим сердцем…
Аккул вздохнул и хотел было выйти, но Серех бросилась к нему наперерез, упала на колени, схватила его за руки и, целуя их, запричитала:
— Умоляю тебя, передай высокочтимому судье, что на мне нет никакой вины. Только один Мокки виноват во всем! Я бедная, слабая женщина, простая служанка. Как я могла? И еще скажи ему…
Аккул оттолкнул ее от себя ногой и с грохотом закрыл дверь.
— Не бойся. Я возьму всю вину на себя. — сказал ей Мокки.