– Но трудности нас не страшат, – бодро добавил Боря.
Женщина с удивлением посмотрела на него, и мы все с удивлением переглянулись.
– Можно немного поподробнее? – веселеньким радиоголосом сказала женщина.
Иван и Борька стали толкать меня в бока: давай, мол, рассказывай.
– Ревела буря, дождь шумел, – сказал я. – В общем, действительно, была предштормовая обстановка ну, а мы… а мы, значит… ловили сайру… и это…
– Ладно, – мрачно сказал корреспондент, – хватит пленку переводить. Не хотите, значит, рассказывать?
Нам было очень неудобно перед корреспондентами. Действительно, мы вели себя как скоты. Люди ехали к нам издалека на своем газике, промерзли, наверное, до костей, а мы не мычим, не телимся. Но что, в самом деле, можно рассказать? То, как спускают в воду ловушки для сайры и зажигают красный свет, а потом выбирают трос, и тут лебедку пустить нельзя – приходится все вручную, и трос сквозь рукавицы жжет тебе ладони, а потом дают синий свет, и сайра начинает биться, как бешеная, вспучивает воду, а на горизонте темное небо прорезано холодной желтой полосой, и там, за ней, бескрайняя поверхность океана, а в середине океана Гавайские острова, а дальше, на юг, встают грибы водородных взрывов, и эту желтую полосу медленно пересекают странные тени японских шхун, – про это, что ли, рассказывать? Но ведь про это нельзя рассказать, для этого нужен какой-то другой магнитофон и другая пленка, а таких еще нет.
– Вам надо капитана дождаться, – сказал Иван, – он все знает, у него цифры на руках…
– Ладно, дождемся, – сказал парень-корреспондент.
– Но вы, товарищи, – воскликнула женщина, – неужели вы ничего не можете рассказать о своей жизни? Просто так, не для радио. Ведь это же так интересно! Вы на полгода уходите в море…
– Наше дело маленькое, хе-хе, – сказал Боря, – рыбу стране, деньги жене, нос по волне.
– Прекрасно! – воскликнула женщина. – Можно записать?
– Вы что, писатель? – спросил Иван подозрительно.
Женщина покраснела.
– Да, она писатель, – мрачно сказал парень-корреспондент.
– Перестаньте, – сердито сказала она ему. – Вот что, товарищи, – сказала женщина сурово, – нам говорили, что среди вас есть поэт.
Иван и Боря просияли.
– Точно, – сказали они. – Есть такой.
Вскоре выяснилось, что поэт – это я. Парень снова включил магнитофон.
– Прочтите что-нибудь свое.
Он сунул мне в нос микрофон, и я прочел с выражением:
Люблю я в жизни штормы, шквалы,
Когда она бурлит, течет,
Она не тихие причалы,
Она сплошной водоворот.
«Это стихотворение, – подумал я, – больше всего подойдет для радио. Штормы, шквалы – романтика рыбацких будней».