Царь Керх благодушно усмехнулся в бороду:
- Ну, помучили человека? Пожалуй, ему эти воспоминания всю жизнь будут хуже смерти.
- Что ты имеешь в виду? - вскинулась Илона. - Ты хочешь помиловать его?
- Да. Он не заслужил смерти. Тюрьма, эта прогулка на помост... Держится он хорошо, но я готов голову на отсечение дать - у него все поджилки трясутся. Отвяжи его от столба - он замертво упадет. Выслать его из страны - и дело с концом.
- Ты хочешь помиловать человека, посмевшего так оскорбить меня? бледнея от негодования, медленно произнесла Илона.
Керх не заметил, как она сделала знак одному из воинов из личной охраны Матраха.
- Да, черт возьми, я хочу его помиловать! Пока я решаю, кому оставить жизнь, у кого отнять, и я не обязан слушать упреки своей дочери. Я не хочу, чтобы кушанья на свадебном пиру пахли горелым человечьим мясом. Я не хочу, чтобы твое замужество началось с крови!
- Именно с крови оно и начнется, - сквозь зубы процедила Илона. - И замужество, и царствование.
Юркий, гибкий воин скользнул за спину Керха; Матрах отвернулся, притворившись слепым и глухим. Клинок пронзил могучую шею монарха, Керх грузно упал на колени, не имея возможности издать хоть звук. Дочь, пристально глядя в его стынущие глаза, усмехнулась:
- Достаточно пожил и поцарствовал. Теперь я царица, и если тебе не дорога моя честь, я сама постою за себя, - она быстрыми шагами подошла к краю, махнула черным платком, крикнула: - Эй, вы! Начинайте!
Ксантив напряженно вглядывался в людей на царском помосте. И только когда мелькнул темный платок, он понял - он до последнего надеялся на чудо. Он до последней секунды надеялся, что сердце Илоны дрогнет, что царь помилует его. Не-ет...
Захрустели зубы, когда он сжал челюсти, судорожно сократились мышцы в бессознательном желании вырваться, оборвать цепи, уйти с помоста... Качнулся факел, и громкий, веселый треск сучьев заглушил его единственный стон.
Пламя окружило его мгновенно. Оно пока не подобралось вплотную, но от жара нельзя было дышать. Едкий дым высек слезы, обжег легкие; за прозрачной стеной пламени он еще различал расплывчатые, неверные очертания людей в первых рядах толпы.
Кто же вы, хотелось крикнуть ему, кто же вы?! Кто вам дал право отнимать жизнь себе подобного? Кто вам дал право приходить на площадь, чтобы поразвлечься зрелищем, как убивают человека?! Кто те судьи, что что решили оборвать его дыхание? За что?! Он такой же, он не сделал ничего, за что его действительно стоило бы карать, он не был ни подлецом, ни трусом, ни лжецом... Он молод, он так молод... Так почему он должен погибать на позорном помосте?! Почему такие же, как он, веселятся, глядя на его мучения? Кто же вы, люди...