– Я был уверен, что Раиса тебя не пригласила, поскольку не может не знать о нашей вражде, – ответил Астахов. – Но я удивился не тому, что ты пришла...
– А чему?
– Тому, что мне почему-то дыхание перекрыло при виде твоей легкой фигурки...
– Ты тогда уже понял, что...
– Нет...
– А когда? – допытывалась она. – Когда я ушла на кухню?
– Нет... Даже и не тогда... Мне казалось, что я пригласил тебя на танец из жалости. Все при своих половинах, а ты одна, несчастная такая, одиноко куришь в кухне. Дыму напустила, хоть топор вешай...
– Так, может быть, ты и сейчас из жалости? – вскинулась Алена.
– Дурочка... – ласково прошептал Астахов. – Да я, когда только прикоснулся к тебе, сразу голову потерял... Не поверишь, прямо в гостях у твоей подруги готов был на все... В лифте чуть не чокнулся... А уж о вагоне метро вообще не говорю... Но ведь и ты... – он опять коснулся рукой ее маленькой груди, – ты тоже...
– Что... тоже?
– Ты ведь тоже готова была отдаться мне чуть ли не в метро... Я ведь не ошибаюсь?
– Не ошибаешься...
– А ты почему? Тебя же от меня воротило... И кривило... Я же видел, как глубоко тебе отвратителен...
– Не знаю... – Алена опять прижалась к нему. – Может быть, любовь и ненависть действительно всегда рядом, как чувства одинаковой силы и одного порядка... Возможно, они, эти чувства, запросто перетекают из одного в другое так, что и не всегда сразу заметишь...
– Не говорит ли это о том, что ты меня... – начал Астахов.
– Нет-нет! Я больше никогда не смогу тебя ненавидеть! – поспешила заверить его Алена.
– Я не про то... про другое... Ты... ты сможешь меня полюбить?
– А что же сейчас происходит между нами?
– Сейчас это... по-моему, восторг... чувственная сказка... А когда кончится ночь...
– Она и не начиналась, Петенька... Она никогда и не закончится... – тихо засмеялась Алена, – по крайней мере, еще недели две... пока будут длиться белые ночи... Сплошной ночедень... вечная дененочь... Священное нечто...
– Поцелуй меня, Аленушка... – попросил Астахов.
– А ты меня... – отозвалась она и прижалась к его губам.
Июньский ночедень для Астахова и Алены прерывался только из-за насущной необходимости ходить на службу, чтобы зарабатывать деньги. Он встречал ее с работы, поскольку заканчивал раньше, и они ехали домой, не размыкая объятий, в городском транспорте. Сразу же в Аленином коридоре они принимались запойно целоваться. Оба более или менее приходили в себя, когда губы уже слегка саднило от поцелуев.
– А почему ты поменялся с Зинкой? – однажды спросила Астахова Алена.
– Ой... – он махнул рукой. – Это был очень сложный обмен в несколько приемов, и ваша Зинка тут, что называется, крайняя. Все затевалось ради сына.