Алатор уважительно крякнул.
– Крепехонек. – Вой протянул шелом горловиной вверх. – На вот, испей, студеная…
– Спасибо, хоть не из сапога…
– Чай, не женихаемся, – заржал вой, – ну ты, паря, даешь!
Шелом изнутри был одет войлоком, довольно-таки засаленным, местами с въевшимися кровавыми пятнами. Водица также не внушала доверия. Что это в ней плавает? Вши, что ли?
– А козленочком не стану?
– Да ни, – не поняв, о чем речь, ухмыльнулся вой, – берсерком-то, може, и станешь, а козлы нам без надобности.
Степан отхлебнул водицы. Как из поганой лужи, а не из хрустального ручья, даже удивительно. Алатор вновь крякнул:
– Что, хороша?
– Да уж…
– Ить, еще бы не хороша. Лютый корень завсегда пробирает. Ты погодь, щас прочувствуешь. – Вой потряс очередным мешочком. – Раны как на собаке заживут…
«Чего прочувствуешь-то? Голову мыть надо!» – едва не бросил Степан. Но все же удержался, ибо что ни говори, а Алатор принял в его судьбе самое живое и по-своему трогательное участие.
И тут вокруг как-то внезапно потемнело. Стволы пришли в движение, зашевелились. Пень невдалеке, как и положено пню, тискающий корнями податливые кочки, вдруг сам собой выскочил из дерна и паучком побежал к чаще… Прямо на сапог села дивная пичуга – этакая смесь птицы-сирина с индюком – и сказала басом на чисто английском языке: «To be or not to be?» И добавила на чистом русском: «А хрена вам!» Степана пробрало. Он повалился, держась за живот, и захохотал.
– Смейсь, смейсь, паря, – донеслось откуда-то сверху, – с весельем в тебя сила входит.
Уговаривать Степана было не нужно, потому что вокруг все было очень потешным. Береза подвязалась цветастым ситцевым платочком, окая, затянула «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед», а потом вдруг сплела из ветвей огромный зеленый кукиш и показала его небу. В ответ облака сложились в неприличное слово, вот только что за слово, было непонятно, но то, что неприличное, – точно. Прилетел шмель, покружил перед Степаном, потом приземлился и, рванув на себе тельняшку, принялся отплясывать «яблочко»… Степан зашелся так, что дыхание сперло. О-ох, не могу! Из глаз текли слезы.
Вдруг опять окатило.
– Хорош, – сказал бас, – так и кончиться можно. Надо собираться.
Веселье как-то внезапно оборвалось. На смену ему из глубины организма поднималась сила. Степан почувствовал, как тело стало могучим и упругим. Он может сосну выдрать с корнем, скалу в море скинуть, он может…
– Не балуй, – запястье сдавила железная рука Алатора, – на что тебе моя борода? Вот на хузар пойдем, так их хошь за что дергай, слова не скажу.