Судьба отроков была решена, они больше не интересовали сотника. Гендыр искалечит одного конем или саблей, перекинет через седло и едва живого привезет к Аппаху, второго же изрубит в куски. Он отвернулся от удаляющегося всадника и устремил взгляд туда, где, словно саранча на молодые побеги, на детей тархана накатывала волна полуголых дикарей.
– Если мы не ударим сейчас, их сомнут, – сказал Хаан – десятник второго десятка, озвучивая мысли Аппаха, – медлить нельзя.
– Ты указываешь, что мне делать, Хаан?! – искривил тонкие губы Аппах.
Вой отступил на шаг и потупил взор:
– Прости, господин.
– Если дети тархана не могут совладать с дикими псами, значит, боги на стороне псов, – сказал сотник. – Двадцать сабель не многое изменят. Мы будем ждать.
– Ты мудр, – поклонился десятник и не разгибаясь отошел к остальным воям. Над засадным отрядом вновь пробежал неодобрительный гул.
Десятник несколько сгущал краски. Конечно, несколько коней метались по полю без седоков, но остальные вои по-прежнему были заняты привычной кровавой работой. Да и павшие отдали свои жизни не напрасно – поле было завалено полуголыми окровавленными трупами.
Всадников окружала ощетинившаяся рогатинами толпа. Но рогатины не могли пробить обтянутые кожей щиты с железными умбонами; комбинированные доспехи плотного кольчужного плетения с дощатыми бронями также являлись отличной защитой против широкого и тонкого лезвия, рассчитанного на беззащитного медведя, а не на латного воя. Для того чтобы сразить хазарина, дикарям приходилось добираться до него тяжелым топором или выпихивать из седла, поддев сразу на несколько рогатин, а это было непросто… Степняки сбивали рогатины ободами щитов, а что касается тяжелых топоров, то пока людин размахивался – легкий хазарский клинок разваливал его голову, как арбуз…
«Только бы эти звери не сообразили, что коней тоже можно убивать», – подумал Аппах. Напрасно подумал…
Один из всадников вздыбил скакуна, чтобы ударить людина копытами. Дикарь попятился и, оступившись, упал на спину, рогатина уткнулась древком в землю, и конь налетел брюхом на наконечник…
На мгновение людское море отхлынуло назад, но, едва конское тело коснулось земли, вновь сомкнулись волны из живой плоти, взметнулись топоры, раздался душераздирающий крик, и еще одним сыном тархана стало меньше…
Эта почти случайная жертва сняла негласное табу. Конечно, конь – животина полезная, и даже самого плохонького можно с успехом использовать в нехитром крестьянском быту. Ну а коли животина эта несет на себе окольчуженную нечисть, чего ж теперь, пропадать из-за парнокопытного, что ли?