В этот момент я смотрела на Лунина, но даже боковым зрением увидела, как вытягиваются лица ведущих ток-шоу.
– Стоп, камера! – донесся откуда-то сверху повелительный голос. – Что вы там в студии, с ума посходили?
– Это нацболка! – закричала вдруг черная лебедь, прячась за свою рыжую напарницу. – Я ее узнала! Держите ее! Она сейчас яйцо кинет или помидор!
– Хулиганка какая-то! – подала голос и рыжая. – Какая обманчивая внешность! Чего ты щиплешься?
Она попыталась совершить сложный маневр, выставив черную напарницу впереди себя. Но та никак не соглашалась служить щитом для рыжей. Казалось, что две несуразные птицы исполняют брачный танец.
Мне эта комедия начала надоедать. Я собиралась гордо удалиться, для чего встала на ноги. Это обычное в нормальной ситуации движение вызвало панику уже в рядах зрителей. Сзади опять кто-то взвизгнул.
– Требую выдавать детские пособия детям до достижения ими пенсионного возраста! – крикнула я, входя в предложенную мне обстоятельствами роль. – Требую разделения парламента на две палаты – мужскую и женскую! Требую всем обманутым женщинам льготы на проезд в общественном транспорте!..
Меня, что называется, понесло. Я могла еще долго выкрикивать всякую ахинею, пользуясь всеобщим замешательством, если бы не одинокий громкий смех в студии, усиленный микрофоном. Суровый Лунин хохотал в своем кресле, постепенно сползая вниз. Даже коленкой дергал и пальцем на меня показывал, как ребенок.
Выходя из студии, я заметила, что ядовитого галстука на Лунине уже не было. К мнению избирателей он, по крайней мере, прислушивался. И вообще он оказался здесь единственным нормальным человеком…
Жаль, что это не был прямой эфир.
Среди белых медведей и Cлонов
Я отрешенно задирала ноги на наклонной скамье, считая количество повторений. Вдруг я услышала глухой удар, звук катившейся по полу железяки и мужской плачущий голос:
– Уй, блин! Прямо по ноге!
Потом раздался спокойный голос Солохи:
– Вадик, сколько раз тебе говорить – не отвлекайся на женские прелести, а сосредоточься на упражнении. Так можно без ноги остаться…
Теперь ее голос прозвучал уже совсем рядом со мной:
– Ну все, Светка, достаточно. Вадик блин от штанги себе на ногу уронил, на тебя засмотрелся. Еще одна твоя жертва…
Теперь мне, филологу, стало понятно, откуда вошло в наш разговорный язык слово «блин»!
– Слушай, Чернова, я, кажется, тебе блатную работенку подыскала. Видишь вон ту даму? Вся из себя такая…
В дальнем конце зала лениво вращала педали велотренажера молодящаяся особа с явным налетом провинциализма и прической, подходящей скорее для светского приема, чем для шейпинга и тренажерного зала.