– Иди, я сейчас тоже приду. Ночник не гаси.
– Хорошо. Максим умылся, почистил зубы, прошел в спальню, погасил верхний свет, зажег ночник и остановился у окна, чтобы задернуть шторы, невольно бросив взгляд на улицу. «Рафик» все еще был на стоянке, а два парня все так же курили, словно им больше нечем было заняться.
Улыбчивый спокойный парень с умным лицом, сопровождавший Алексея, постучал, а когда из кабинета донеслось торопливое «войдите», повернул ручку и, толкнув дверь, кивнул Алексею:
– Заходи, – затем сказал: – Валерий Викторович, тут к вам посетитель. Алексей шагнул в кабинет и огляделся. Комната была довольно маленькой и типично казенной. Широкий стол с жестяной биркой на боку, несгораемый шкаф, пара стульев и еще один небольшой столик у стены справа с печатной машинкой, накрытой дерматиновым чехлом. Валерий Викторович Проскурин оказался коренастым, крепко сбитым мужчиной лет сорока трех, рыжим, с большими залысинами над высоким, умным лбом. Был он чуточку раскосым, веснушчатым и усатым. Быстро глянув на Алексея, Проскурин махнул ему рукой, что, по-видимому, должно было означать «заходи», и указал пальцем на стул, стоящий у самого окна. Все это время он говорил по телефону: что-то быстро спрашивал, выслушивал ответ собеседника, а затем задавал новые вопросы. Иногда Проскурин задумывался. В такие мгновения лоб его прорезали глубокие морщины, а белесые брови сходились к переносице. Алексей прошел через комнату, опустился на стул, откинулся на спинку и тут же почувствовал невероятную усталость. Все его тело словно налилось свинцом, в голове моментально образовалась янтарная дымка, которая затягивала мозг и давила на веки. Сопровождающий вышел, плотно прикрыв за собой дверь. А Проскурин все продолжал говорить по телефону, изредка поглядывая на посетителя абсолютно без всякого интереса. «Должно быть, – подумал Алексей, – этот человек принимает меня за обычного фискала. Одного из тех, что стучатся в двери и заискивающе говорят, как в том анекдоте: «Знаете, а мой сосед что-то ест». Наконец Проскурин закруглил разговор, положил трубку и деловито, с веселой ноткой в голосе спросил:
– Ну что, товарищ, с чем пожаловали? – «Товарищ» у него прозвучало почти издевательски, а букву «щ» он произнес как «сч»: «Товарисч». И в этом тоже слышалась насмешка. – Что расскажете интересненького? – Задавая вопрос, Проскурин начал собирать со стола какие-то бумаги и заталкивать их в несгораемый шкаф, доверху набитый папками, тетрадями и отдельными листами. Алексей подумал. Собственно говоря, он даже не очень представлял себе, с чего начать, поэтому несколько минут сидел молча, щурясь и глядя на порывисто-быстрого, полного энергии Проскурина, делающего, несомненно, важное дело. Безумно важное. Именно такой вид и был у Проскурина. Вот он здесь работает, и в самый неподходящий момент появляется какой-то тип с расцарапанной рожей и сидит тут вместо того, чтобы коротко и ясно стукнуть на соседа и спокойненько убраться восвояси.