— Да какой это Киев, ведун? — хмыкнул боярин. — То Подол. Кожемяки тут ремесленничают, гончары, дегтяри всякие. Торг еще здесь, на Красной площади. А Киев — вон он, наверху.
Олег поднял голову в указанном направлении и увидел за густыми кронами деревьев длиннющую белую ленту со множеством зубцов. То тут, то там поблескивали позолоченные кровли богатых хором, трепетали над шатрами башен разноцветные флаги — не в виде символа страны, а просто красоты ради. Ползали вдоль берега сотни телег, отвозя с причалов грузы, либо доставляя на корабли купленный товар. Кто-то недовольно кричал, кто-то смеялся, кто-то пел. Это действительно был город с большой буквы. Столица.
Ладья приткнулась чуть ли не к единственному свободному причалу. Путники сошли на берег и следом за боярином поднялись наверх, на нахоженную дорогу, повернули к обширному святилищу и…
Радул удивленно остановился в воротах, настороженно посмотрел направо, потом налево. В храме богов царил покой. Лишь кое-где, у отдельных идолов, были видны просители — но их вместе набиралось едва ли не меньше, нежели самих богов. Вдобавок слева, сразу за воротами, воин обнаружил Перуна, на кривых медных ножках. Перед богом грозы стоял обширный каменный алтарь, приличествующий разве что Сварогу, вокруг на песке темнело обширное темное пятно. Мало того, под самым идолом белели молодыми крепкими зубами четыре человеческих черепа.
От неожиданности и ужаса богатырь попятился, огляделся снова, будто надеялся, что он ошибся местом, вытащил из-за пазухи амулетку, поцеловал ее, что-то тихо бормоча, снова заглянул внутрь и тряхнул головой:
— Не… Не понимаю…
Намотав на руку поводья коня, он повернул по дороге в город, в воротах на миг остановился, обнаружив вместо дружинников кое-как вооруженных подольских ополченцев, шагнул внутрь. Глядя на его булат и воинское снаряжение, плату за вход с Радула спросить не рискнули, и с его спутников — тоже. Поминутно оглядываясь, останавливаясь у различных ворот, боярин медленно двигался по городу, как бы не узнавая знакомых стен. Обещанных им песен и веселья здесь слышно не было, пиров никто не закатывал.
Дойдя до перекрестка, воин замер, глядя на низкий обгорелый пенек, вокруг которого лежали завядшие цветы, что-то буркнул себе под нос. Рука его потянулась к голове, словно Радул собирался снять шапку — но нащупал только пыльные кудри, а потому спустил ладонь чуть ниже, и снова достал амулетку, которую теперь крепко зажал в кулаке. Оглянулся на Середина:
— Что здесь случилось, ведун?
— Пока я еще сам ничего не понимаю, — пожал плечами Олег. Знать хотя бы, что было тут раньше! А так — поди угадай, что изменилось, что пропало, что появилось.