Когда же очередь дошла до человека в черном, он не стал выворачивать карманов, а только вытянул руки ладонями кверху.
– У меня ничего нет, – сказал он.
– Боюсь, вам все же придется опустошить карманы, чтобы я мог удостовериться в этом, – довольно резко ответил полковник.
– У меня нет карманов, – сказал незнакомец.
Мистер Твифорд оглядел опытным взглядом его черное одеяние.
– Вы монах? – произнес он, несколько озадаченный.
– Я маг, – отвечал незнакомец. – Вы слышали, надеюсь, о магии? Я – волшебник.
– Ну да?! – вытаращил глаза Саммерс Младший.
– Раньше я был монахом, – продолжал незнакомец. – Но теперь я, как вы бы сказали, беглый монах. Да, я бежал в вечность. Однако монахи знают одну полезную истину: высшая жизнь чужда всякой собственности. У меня нет карманных денег и нет карманов, но все звезды на небе мои.
– Вам их не достать, – заметил полковник, явно радуясь за звезды. – Я знавал немало магов в Индии, видел фокусы с манго, и все такое прочее. Там они все мошенники, вы уж мне поверьте! Сам их часто разоблачал. Это было забавно. Гораздо забавнее, чем торчать здесь, во всяком случае… А вот идет мистер Саймон, он вас проводит в наш старый погреб.
Мистер Саймон, официальный хранитель и гид, оказался молодым человеком с преждевременной сединой; к его большому рту совсем не шли смешные темные усики с нафабренными концами, которые, казалось, случайно прилепились к верхней губе, словно бы черная муха уселась ему на лицо. Он говорил очень правильно, как говорят чиновники, окончившие Оксфорд; и очень уныло, как все наемные гиды.
Они спустились по темной каменной лестнице, внизу Саймон нажал какую-то кнопку, и распахнулась дверь в темное помещение, вернее, в помещение, где только что было темно. Когда тяжелая, железная дверь отворилась, вспыхнул почти ослепительный свет, что привело в бурный восторг Физика, который тут же спросил, связаны ли как-то дверь и электричество.
– Да, это единая система, – ответил Саймон. – Она была смонтирована в тот день, когда его высочество положил сюда реликвию. Видите, монета заперта в стеклянной витрине и лежит точно так, как он ее здесь оставил.
Действительно, одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в том, что хранилище реликвии столь же прочно, сколь и просто. Большое стекло в железной раме отделяло угол комнаты, где стены были прежние, каменные, а потолок деревянный. Не было никакой возможности открыть витрину, не зная секрета, – разве что разбить стекло, что, несомненно, разбудило бы – если бы даже он заснул – ночного сторожа, который всегда находился неподалеку… Глядя пристальней, можно было бы обнаружить еще более хитроумные приспособления, но взгляд преподобного Томаса Твифорда был прикован к тому, что его интересовало гораздо больше, – к тусклому серебряному диску, отчетливо выделявшемуся на гладком черном бархате.