Мы не выходили из моей квартиры три дня. Я была в отпуске, а дела Маугли меня не интересовали. Понятно, что, насытившись мной, хвостатый парень исчезнет из моей жизни, не простившись, а потому я не собиралась впускать его в свое сердце. Секс так секс. Если девятнадцатилетний юнец уже прошел все огни и воды, почему бы и мне не попользоваться им, почему бы не утешиться в своем горе, почему бы не заслониться его довольно широкими плечами от страшных видений, которые еще продолжали время от времени мерещиться мне в углах собственной комнаты.
На четвертый день теснейшего слияния телами Маугли объявил мне, что ему надо отлучиться. Я не возражала, поскольку не собиралась удерживать его подле себя. Пусть уходит. Если надо, придет опять. Будет уходить и приходить, но только до тех пор, пока не возвратится из командировки Мастоцкий. Я обещала выйти за него замуж и выйду. Маугли – мое последнее холостяцкое приключение.
Вадим действительно пришел через день. Потом опять ушел. А после ко мне притащилась его мамаша. Вся в слезах. Принялась стыдить и угрожать. Я постеснялась сказать женщине, что далеко не первая, в чьих объятиях спал ее сын. Разве можно было сказать матери, что ее юный мальчик – уже тертый мужик, прошедший, скорее всего, сквозь горнила саун, массажных салонов и прочих заведений, где учат искусству не стесняться ничего ради удовлетворения своих сексуальных желаний? Бедная женщина, отругавшись, принялась рассказывать, как всегда хорошо учился ее Вадичка, какие положительные характеристики получил после окончания средней школы. Испугавшись, что она начнет предъявлять мне почетные грамоты, полученные сыном за успехи в изучении отдельных предметов и за победу в забеге на пятьсот метров, я сказала:
– Вам бы его в армию...
– Ну что вы! У него же сколиоз и хронический панкреатит!
Более красивые мужские фигуры, чем у Вадички, я видела только по телевизору и в кино. Хронический панкреатит не мешал ему уминать за обе щеки хот-доги и шаурму, заливая их первым же попавшимся паленым алкогольным напитком, купленным в ларьке по дороге ко мне. Разве можно сказать об этом матери, свято верящей в сыновний панкреатит?
В общем, мы почти подружились с мамашей Маугли. Я обещала больше не пускать Вадичку на порог. Но пускала. Все равно я его турну, как только вернется Мастоцкий. Я даже не стала сообщать Вадиму о явлении его маменьки. И даже не спросила, откуда она узнала мой адрес. Посчитала, что несчастная мамаша просто выследила, куда шляется ее ненаглядный сыночек.
За три дня до приезда Кирилла я сказала Вадиму, который одевался в прихожей: