Немногие дороги с колодцами для караванов хорошо охранялись.
После ухода египтянина Пандион провел бессонную ночь, пытаясь придумать план бегства. Юноша инстинктивно понимал, что в дальнейшем надежды на удачный исход бегства будут тем меньше, чем больше изнурит его непосильный труд раба. Только исключительно выносливым и сильным людям может улыбнуться счастье при побеге.
На следующую ночь Пандион пополз к этруску Кави, передал ему сведения, полученные от египтянина, и убеждал сделать попытку взбунтовать рабов. Кави отмалчивался, пощипывая в раздумье бороду. Пандиону было хорошо известно, что подготовка к восстанию давно уже ведется, что в группах разных племен выдвинулись свои вожди.
– Я не могу терпеть больше! Зачем? – страстно воскликнул молодой эллин, и Кави поспешно зажал ему рот. – Пусть смерть, – добавил эллин, успокоившись. – Чего ждать? Что изменится? Если изменится через десять лет, так тогда мы уже не сможем ни сражаться, ни бежать. Разве ты боишься смерти?
Кави поднял руку.
– Не боюсь, и ты это знаешь, – отрезал этруск, – но за нами пятьсот жизней. Или ты хочешь принести их в жертву? Дорогая цена твоей смерти!
Пандион резко поднялся и ударился головой о низкий потолок.
– Я подумаю, поговорю, – поспешно сказал Кави, – но жаль, что всего два шене поблизости от нас. Плохо, что у нас нет языков в других шене. Завтра ночью будем говорить, я дам тебе знать. Предупреди Кидого…
Пандион выбрался из клетушки этруска, прополз вдоль стены и, торопясь, чтобы успеть до восхода луны, направился к Яхмосу. Яхмос не спал.
– Я ползал к тебе, – взволнованно зашептал египтянин. – Я хочу тебе сказать… – Он запнулся. – Мне сказали, что завтра меня возьмут отсюда – отправляют триста человек на золотые рудники в пустыню. Так вот – оттуда не возвращается никто…
– Почему? – спросил Пандион.
– Рабы, сосланные туда, редко живут больше года. Ничего нет ужаснее работы там – в раскаленном сердце горы, без воздуха. И воды дают мало – ее не хватает. А нужно бить крепчайший камень, поднимать руду на себе в корзинах. Самые стойкие падают замертво к концу работы, исходят кровью из ушей и горла… Прощай, экуеша, ты светлый человек, и я полюбил тебя, хотя ты спас меня напрасно. Но я ценю не спасение, а сочувствие… Давно уже горькая жизнь заставила нашего древнего певца сложить хвалу смерти. И я сейчас повторяю ее… «Смерть стоит передо мной, как выздоровление перед больным, как выход после болезни, – речитативом зашептал египтянин, – как пребывание под парусом в ветреную погоду, как запах лотоса, как путь, омытый дождем, как возвращение домой с похода…» – Голос Яхмоса оборвался со стоном.