, Горбачев узнал задолго до объявления ЧП.
Еще в июле к нему явился американский посол Мэтлок; душка , любимец демократической общественности. (Безумие какое-то! Ни в одной другой стране, кроме России, иностранный посол, сиречь противник по определению, не может быть популярнее собственных лидеров.) И предупредил, что по данным Госдепа США в стране готовится дворцовый переворот. Будьте осторожны, наш дорогой Майкл!
Михаил Сергеевич американцу не поверил. Или – сделал вид, что не верит. По крайней мере, никаких упреждающих действий он предпринимать не стал.
Вообще, Горбачев с самого начала вел себя довольно странно, если не сказать больше.
На 20 августа было намечено подписание Союзного договора: важнейшего, ключевого документа, от которого напрямую зависело будущее страны и горбачевского могущества в частности. (В нем прописывались новые принципы новых взаимоотношений некогда братских республик.)
Противников у договора было едва ли не больше, чем сторонников. Большинство руководителей союзных республик явно вели двойную игру. Консервативное кремлевское крыло своего неприятия договора даже и не думало скрывать.
В такой обстановке Горбачеву нельзя было и на сутки оставлять Кремль без присмотра. Судьбу Союзного договора могло спасти лишь его личное присутствие.
Но вместо этого президент СССР отбывает вдруг в двухнедельный отпуск: якобы ему срочно нужно подлечиться, хотя за исключением радикулита все у него было в порядке.
За день до отъезда, 3 августа, собрав узкую часть кабинета министров, Горбачев произносит загадочные фразы.
«Имейте в виду, – говорит он соратникам, – надо действовать жестко. Если будет необходимо, мы пойдем на все, вплоть до чрезвычайного положения».
И потом, когда 4 августа сажают его в самолет, он еще раз повторяет эти странные установки .
«При необходимости действуй решительно, но без крови», – напутствует Михаил Сергеевич остающегося на хозяйстве вице-президента Янаева: тихого, беспомощного пьяницу, не способного зарезать даже курицу. (Бывший комсомольско-профсоюзный аппаратчик Янаев прославился на всю страну, когда, отвечая депутатам о своем здоровье, ляпанул сдуру: спасибо, жена не жалуется.)
«Надо смотреть в оба, – велит Горбачев председателю КГБ Крючкову, вступая на трап. – Если будет прямая угроза, то придется действовать».
Что имел он в виду под «прямой угрозой»? Может быть, какие-нибудь фортели , которые способен в его отсутствие выкинуть Ельцин. А может, и что-то иное.
По крайней мере, когда 6 августа члены будущего ГКЧП – Крючков, министр обороны Язов, шеф горбачевского аппарата Болдин, секретари ЦК Бакланов и Шенин – приезжают на секретный объект КГБ близ московской кольцевой дороги, ни о каком заговоре и речи еще не идет. Они действовали в строгом соответствии с установками своего вождя.