Валентина была не способна в это дивное майское утро сочетать работу с массажем. Она чувствовала такую изумительную лень, что ей хотелось просто лежать, расслабившись, и наслаждаться всей полнотой жизни, какая выпала на ее долю. Мощные руки Дэви двигались вниз, к талии; Валентина счастливо вздохнула, поднялась на локтях и оперлась подбородком на ладони.
За искрящейся стеклянной стеной перед ней открывался густой зеленый ковер травы, отлого спускавшийся к ручью. По берегу ручья росли ивы. Там проходила задняя граница ее поместья, площадь которого составляла четыре гектара. Этот живописный вид всегда радовал Валентину.
Она специально убрала с участка все фруктовые деревья и запретила своему садовнику сажать любые сорта кустов, деревьев и винограда, как бы щедро они ни плодоносили. Валентина сделала это не потому, что не любила фрукты и овощи, наоборот, эта пища ей определенно нравилась. Но ей совсем не хотелось видеть ветки, клонившиеся под тяжестью персиков, груш или слив. Она не желала созерцать ряды арбузов, дынь или лука.
Или апельсиновых деревьев.
Если Валентине хотелось свежего ананаса, манго или красного колоколообразного перца, то ей доставляли все это в течение часа. Из того же места, откуда доставляли бифштексы, шембордское варенье и монтраше от Симона Дэвида. Специализированный продуктовый магазин на Инвуд-роуд принимал заказы по телефону, быстро комплектовал их, а потом доставлял автотранспортом через весь город в ее особняк под названием «Белая скала».
Нет, никаких фруктовых деревьев и вьющихся овощей в ее любимом поместье не было. Но сейчас, когда Валентина лежала обнаженной под весенними солнечными лучами и наблюдала маленькие алмазные капельки росы, испарявшейся с изумрудной травы, она вспомнила свое детство. Вспомнила, как по утрам, так сильно похожим на сегодняшнее, она, будучи ребенком, видела вокруг только ряды арбузов, дынь и лука. Капусты, салата и томатов.
И апельсиновых деревьев.
– Хочешь апельсин? – спросила красивая четырнадцатилетняя девушка.
Она с состраданием посмотрела на хрупкого мальчика, тихо стоявшего на пороге кухни, и смахнула с лица спутавшиеся во сне светлые волосы. Уже два дня в доме не было никакой еды, кроме апельсинов. А теперь остался только один, да и тот немного сморщился.
– Нет, Линда, – покачал темноволосой головой мальчик. – Я не голоден. Ты сама съешь его.
По выражению больших серых глаз мальчику можно было дать намного больше его девяти лет. Он кивнул в сторону комнаты, расположенной за кухней.
– Ее все еще нет?
Линда нахмурилась, но тут же спохватилась: