Теперь уже не существовало ни настоящего, ни прошлого, ни будущего. Была лишь одна великолепная, неподвластная времени мечта. Логан утонул в поцелуях Пайпер; ее мягкие губы лишали сил и разума. Присущий ей одной женственный аромат стал его частью. Даже с закрытыми глазами он видел изумрудные зеленые озера ее очей, переливавшихся в лунном свете, которые звали и манили его все ближе и ближе.
Стон мучительного наслаждения вырвался из его груди, когда руки Пайпер нырнули под рубашку из оленьей кожи, дерзко прикоснувшись к поросшей волосами груди. Казалось, он таял под ее неутомимыми пальчиками. Ее ласки с каждой секундой становились все смелее и смелее.
Безумная страсть захлестнула обоих. Хотя они выбрали самое неподходящее место, чтобы начать то, что ни один из них уже не мог остановить, Логан знал: он не успокоится, пока Пайпер снова не будет принадлежать ему – телом, разумом и душой. Первобытный инстинкт, нетерпеливый и жадный, властно требовал удовлетворить желание.
Логан притянул к себе Пайпер на сброшенную одежду. Лунный свет танцевал в ее серебристо-белокурых волосах. Белое тело резко контрастировало с его бронзовым. Блестящие локоны отражали свет, а его черные как смоль волосы поглощали его. Каждый был противоположностью другого, словно светлая и темная стороны луны – такие разные и в то же время похожие.
Пайпер была чудодейственным бальзамом, заживляющим раны в душе Логана, волшебным вином, утолявшим его жажду. И даже когда бушевала буря страсти, его охватывало чувство умиротворенности, которого он раньше не знал и не в силах был объяснить.
Пайпер считала, что невозможно одновременно так любить и так ненавидеть человека, но когда Логан сжимал ее в кольце своих сильных рук, не было ничего невозможного. То, что казалось неправильным, вдруг становилось естественным и необходимым. Он стал каждым ее вздохом в самом чувственном путешествии во времени и пространстве.
И потом, словно расправив крылья в парящем полете, Пайпер испытала удивительную вспышку страсти. Ее тело задрожало, ногти впились в спину Логана, прижимая его к себе так крепко, словно мир вот-вот мог взорваться. И он взорвался. Серебристо-белые вспышки осветили темноту, и сводящая с ума боль превратилась в изумительное, чудесное высвобождение. Это была сама любовь – чувство, не подчиняющееся ни логике, ни рассудку. Логан был мужчиной ее мечты.
Прошли долгие мгновения, прежде чем рассудок и реальность пробились сквозь негу, в которой пребывал Логан. Он не хотел возвращаться в реальность, предпочитая провести остаток ночи в этом тумане наслаждений. Однако уже знал, что нежный ангел в его руках скоро превратится в чертенка, и они вновь повздорят. И прежде чем случится неизбежное, Логан позволил себе еще один, последний, поцелуй – долгий, неторопливый, говоривший о том, что невозможно передать словами.