— Нет! — застонала Нимуэ.
И я бросил Экскалибур, с силой бросил его ввысь и как можно дальше, в глубокие воды, туда, где прибой встарь проложил себе путь через пески Камланна.
Экскалибур описал круг в вечернем воздухе. В целом мире не было меча прекраснее. Мерлин клялся, что клинок тот откован самим Гованноном в кузне Иного мира. То был Меч Риддерха и ценнейшее из Сокровищ Британии. Артуров меч, дар друида, вращаясь, полетел навстречу темнеющему небу, и лезвие вспыхнуло синим пламенем на фоне яснеющих звезд. На краткий миг меч застыл в вышине слепящей сине-огненной чертой, а затем упал.
Упал точно посередине русла. Всплеска не было: проблеском вспенилась вода — и меча не стало.
Пронзительно завопила Нимуэ. Я поворотил кобылу и погнал ее назад, на взморье, через завалы битвенного хлама — туда, где ждал мой последний боевой отряд. И тут я увидел — воинство безумцев рассеивается. Они уходили, а уцелевшие Мордредовы люди бежали по взморью, спасаясь от наступающих войск Мэурига. Думнония падет, слабый король возьмет власть в свои руки, саксы вернутся — но мы останемся в живых.
Я соскользнул с коня, взял Кайнвин за руку и повел ее на вершину ближайшей дюны. В западном небе пылало алое зарево, ибо солнце уже зашло; мы стояли вдвоем в сумерках мира и глядели, как «Придвен» взлетает и падает на волнах. Парус ее наконец-то наполнился, ибо вечерний ветер налетел с запада, нос рассекал воду, а за кормой тянулся пенный след. Ладья держала курс на юг, а затем вдруг свернула на запад. Ветер по-прежнему дул с запада, а ведь ни один корабль не может идти прямо против ветра, но я клянусь вам, «Придвен» — шла. Она плыла на запад, и ветер дул с запада, однако парус ее надувался и высокий нос рассекал воду; а может, я просто сам толком не соображал, что вижу, ибо слезы застилали мне глаза и орошали щеки.
А пока мы глядели, над водой заклубился серебристый туман.
Кайнвин крепко, до боли, вцепилась в мою руку. Родившееся из малого пятнышка на воде, постепенно мерцающее марево растекалось все шире. Солнце уже зашло, луны не было, лишь звезды, и сумеречное небо, и сбрызнутое серебром море, и ладья под темным парусом — но туман все равно мерцал и переливался внутренним светом. Мерцал, точно серебряная звездная пыль. Или, может, это у меня в глазах стояли слезы?
— Дерфель! — окликнул Сэнсам. Он явился с Мэуригом и теперь карабкался по песку к нам. — Дерфель! — позвал он. — Ты мне нужен! Иди сюда! Сейчас же!
— Дорогой господин мой, — промолвил я, обращаясь вовсе не к Сэнсаму. Я говорил с Артуром. Я глядел вдаль и плакал, одной рукою обнимая Кайнвин, пока светлая ладья не затерялась в мерцающем серебристом тумане.