— Он показал мне круги костров, господин.
— А ты небось хочешь знать, зачем они?
— Хочу, господин.
— Да любой, кто обладает хоть малой толикой сообразительности, уже давно бы сам все вычислил, — величественно изрек Мерлин. — Боги далеко, это очевидно, иначе они бы нами не пренебрегали, однако много лет назад они дали нам средства призвать их обратно: вручили нам Сокровища. Ныне боги спустились в бездну Аннуина так глубоко, что Сокровища сами по себе бессильны. Надо привлечь внимание богов, а как это сделать? Очень просто! Мы подаем знак — туда, в пропасть, а знак этот — всего-навсего грандиозный огненный узор, и в узор этот мы помещаем Сокровища и проделываем еще кой-чего, ну да это уже не важно, а после того я смогу умереть с миром, вместо того чтобы объяснять простейшие вещи до смешного легковерным недоумкам. Нет-нет, — возразил старик, не успел я и слова вымолвить, не то чтобы задать вопрос, — тебе в канун Самайна здесь делать нечего. Мне нужны только те, кому я могу доверять. А если ты еще раз сюда заявишься, я прикажу страже утыкать копьями твое брюхо.
— А почему бы просто-напросто не обнести холм призрачной оградой? — спросил я. Призрачная ограда — это выложенные в ряд черепа, заклятые друидом: через такую черту никто не дерзнет переступить.
Мерлин вытаращился на меня как на сумасшедшего.
— Призрачная ограда! В канун Самайна! Это ж единственная ночь в году, недоумок, когда призрачные ограды не действуют! Я что, должен тебе азы объяснять? Призрачная ограда, дурень ты набитый, удерживает на привязи души мертвых, дабы отпугнуть живых, но в канун Самайна души мертвых свободны бродить где вздумается, и потому обуздать их невозможно. В канун Самайна от призрачной ограды примерно столько же толку, сколько от твоих мозгов.
Под градом его упреков я и бровью не повел.
— Надеюсь, хоть тучи не придут, — проговорил я в надежде его задобрить.
— Тучи? — фыркнул Мерлин. — Что мне за дело до туч? А, понимаю! Этот идиот Гавейн с тобой разоткровенничался, а у него в голове каша та еще. Если день выдастся облачный, Дерфель, боги все равно увидят наш знак, потому что их взор, в отличие от нашего, пронзает любую завесу, но если будет слишком пасмурно, то, чего доброго, пойдет дождь. — Старик говорил четко, едва ли не по слогам: таким голосом объясняют прописные истины несмышленому ребенку. — А ливень, понимаешь ли, потушит все наши костры. Что, самому догадаться — никак? — Он свирепо зыркнул на меня, отвернулся и обвел взглядом круги костров. Опершись на черный посох, он долго молчал, погруженный в мысли о своем грандиозном творении на вершине Май Дуна. И наконец пожал плечами. — А ты когда-нибудь задумывался, что могло бы произойти, если бы христианам удалось посадить на трон Ланселота? — спросил Мерлин. Гнев его уже схлынул, на смену пришла меланхолия.