Да, простые нравы в этом мире, простые и понятные. Дети, дом, семья. Семя свое оставить — вот она, настоящая цель жизни. Главный след мужчины на земле — это род свой. А всякие высшие идеи: наука, философия, литература, слава ратная… Кому она, и вправду, нужна, если детей нет, что все это унаследуют?
— Боярин! — постучали в дверь.
Олег промолчал, и девушка постучала громче:
— Боярин, дай миску забрать.
Середин спрыгнул с полка, подошел ближе, отпихнул ногой подпирающее дверь полено. Улыбающаяся Даромила скользнула мимо, подобрала пустую посудину, смахнула на пол крошки, повернулась:
— Ну, пошла я, боярин. Спокойно тебе в тепле почивать.
Олег посмотрел в ее совершенно черные в сумерках, бездонные глаза, шагнул ближе, обнял и крепко впился ртом в мягкие горячие губы.
* * *
— Ей, боярин, не беспокою? Пироги снедать станешь?
Олег вздрогнул. Похлопал рукой рядом с собой: никого. Он протянул руку еще дальше, нащупал кувшин, вылил остатки хмельного угощения в рот и тряхнул головой:
— Забористую тут бражку варят, однако. Причудилось, что ли?
— Нешто спишь, боярин?
Середин сел на полке, прикрыв низ живота шкурой, глянул на дверь:
— Так открыто же! Заходи.
В баню вплыла Даромила, неся на деревянном подносе пару расстегаев и несколько мелких пряженцев, поставила на лавку, крутанулась, подхватила пустой кувшин:
— Сыта опосля принесу, пока рукоделья моего отпробуй.
— Сегодня, что ли, пекла? — удивился ведун.
— А когда же? Пробуй, горячие еще!
«Стало быть, и вправду причудилось, — понял Середин, наблюдая за девушкой. — Когда бы она всё успела, если бы ночь тут провела?»
Даромила выглядела совсем как накануне вечером: платок на волосах, старый выцветший сарафан, но… Что-то в ней изменилось. Теперь она словно вся светилась изнутри, и порхала легко, как по воздуху.
— Вставай, боярин! Всё лето проспишь! — Она выскочила наружу.
Олег поднялся, сунул палец в котел на печи, потом зачерпнул оттуда шайкой воды и вылил себе на голову. Удобно это всё же порой — в бане пожить. Наклонился к пирогам, выбрал румяный пряженец, сунул в рот. Он оказался с жареной капустой и яйцом, чуть недосоленный, но всё равно удивительно вкусный.
— Вы поднялись? — заглянула внутрь Даромила. — Или только ты, боярин?
«Не приснилось…» — сообразил ведун.
Девушка поставила на лавку снова наполненный кувшин — только пахнущий уже не хмелем, а медом, — пальцами пробежалась, как по флейте, по мужскому Олегову достоинству. Оно немедленно откликнулось, а Даромила, чуть прикусив ведуну ухо, шепнула:
— Давай скорее, а то батюшка чего подумает. Мне еще скотину надобно напоить.