– Все славное разрушается. И нам предстоит разрушиться…
Не успели мы войти в казарму, как дежурный по полку скомандовал построение. Без шинелей. Без оружия.
Полковник Щеглов, командир 3-го ударного, вышел перед строем и заговорил:
– Корниловцы! Поздравляю вас с тем, что вы остались живы…
Резким жестом Щеглов отменил троекратное «ура».
– Значит, Бог о нас позаботился… – И тут он застыл, словно забыв, что семи шагах от него стоят шеренги солдат, словно сознание его сконцентрировалось на мыслях и переживаниях, нам недоступных. Тик-так, тик-так, тик-так, копеечки мгновений падали в церковную кружку. Щеглов очнулся, вскинул подбородок… – Ничего, ничего, держитесь, все пройдет…
Пауза. А потом, тверже:
– Полк сохранил знамя и боеспособность: четыреста двадцать офицеров и нижних чинов способны носить оружие. Мы заслужили отдых перед новыми боями. Сегодня мы отправляемся на благотворительный обед, устроенный для солдат Корниловской дивизии севастопольцами. Каждый из вас должен строжайшим образом придерживаться правил воинской дисциплины. Ни слова о том, что вы видели на Кубани и особенно в Новороссийске. Эти люди должны быть уверены: к ним прибыли защитники, а не побитые щенки… Господа офицеры, командуйте!
Вечерело. Мы шли через полгорода, и видели признаки почти богатой жизни. Рестораны и лавки открыты, полно праздношатающихся людей, барышни прогуливаются в туалетах, несколько опередивших наступление мая… И полно офицеров. Здоровых. Без костылей. Не в бинтах. Очень много офицеров. Очень.
Нас привели к мысу Хрустальный. Неподалеку от него стоял высокий двухэтажный дом с колоннами и величественным балконом. Какой-то клуб? У входа посверкивали ветровыми стеклами два автомобиля.
Полк запускали внутрь ротами, вернее, остатками рот. Там было устроено электрическое освещение, не прекращался гуд мирных разговоров, и пахло едой. Я почувствовал себя праведником у райских врат.
В большой танцевальной зале, совсем не предназначенной для обедов, во множестве стояли простецкие столы самого что ни на есть армейского вида, а на них женские руки расставили редкие штофы с водкой, стопки, суповые ложки, ломти хлеба и пустые тарелки. Мы сели рядышком, весь взвод: Вайскопф, Карголомский, Евсеичев, Никифоров и я.
С четверть часа мы просидели перед тарелками, белыми, как простыни строгой невесты. Важные люди говорили перед нами речи, из коих следовало: ни одна живая душа в славном городе Севастополе ни на миг не заподозрила нас, фронтовиков, увитых венками доблести, в тривиальном драпе. Нет, мы не бежали с фронта. Мы перегруппировывались. Нет, мы не оставили в Новороссийске множество товарищей, не попавших на пароходы. Мы сохранили боевое ядро. Нет, не красные полчища выдавили нас из донских степей и плодородной Кубани. Просто наши военачальники удачным маневром спасли белое рыцарство… Хотя, конечно, Слащев-то, который Крым защищал, дал «товарищам» по носу, и никого спасать не пришлось… но-о… это так, к слову, не обращайте внимания, героические воители…