– Кто теперь идет, Хамар?
– Ты понимал будет, хорошо…
– Кто, Хамар?
– Мои думали, Сезон Коросты выпадет будет быть, это легко. Нет, не вижу. Мои думали, может, Сезон Кривых Дождей будет быть, это смерть, но медленно, кто-то жил бы. Но нет, не вижу. Мои думали, Сезон Кричащей Ртути будет быть, это многим моим жить, нормально… Нет, ртуть не пришла. Нет, я вижу хуже, я вижу плохо будет должно. Это Сезон Лестницы, Кули-и, плохо. Мои не верят. Мои видеть Сезон Кочевников, надо война. Нет. Нет. Нет. Сезон Лестницы. Пришли сюда Хозяева-из-Моря. Без жалости, без ума, без пощады. Люди не нужны таким. Мы не нужны. Нас не возьмут к себе. Мы плохое имущество быть. Моих убивать, мои будут исчезнуть все. Кто наняты, ты, рыжая, Берг, Багор, Андреацци, все будут исчезать. Нет жизнь, нет надежда, нет ничего. Конец мира. Несчастный поворот Календаря будет был. Только смерть. Война обреченных сейчас. Война обреченных тут. Плохой язык…. Мне больно, Кули-и.
По щекам Хамара катились тяжкие слезы.
– Другие это знают?
– Я будет быть говорил раньше. Вольных городов мои не верят. Морское братство верит, готово. Князь Маханад не верит. Князь Багур не верит. Князь Тангон – не Молодых Хозяев, князь Тангон – Древних Хозяев, надеется на они. Зря. Они меньше. Нет, они слабее. Не помочь. Империя… там думают, сомневаются… Все равно. Кули-и, ты чужой, уйди, ты можешь уйти к себе, уйди. Кто верит и не верит, кто готов и кто сомневается, все умрут. Кто борется, мои все умрут. Кто не борется и лежит, все умрут. Кто не умер сегодня, умрет завтра. Каур весь – Большого Хозяина. Хозяин сказал: умирайте, теперь мы должны умереть все.
– Но мы побеждаем, Хамар.
– Ты… видел одну ступень Лестницы… Скоро будут быть еще ступени. Хуже. Нет, сильнее. Это моя сердечная боль, теснит мое сердце. Бедный твой язык, плохой язык, тупой язык…
Я понял: завтра будет плоше, чем сегодня. Надо убираться отсюда, но как? Потом сообразим.
Вдруг он опять поднял руку, и я почуял неладное. Его пальцы прикоснулись к моему плечу… вошли в него. Я сидел ни жив, ни мертв. С шаманами лучше не шутить. Не рыпаться. Я и не рыпался. Как статуя застыл. Вот говно-то. Чувствую, будто я стал прозрачный и… никакой, вроде пустого воздуха. Он шарит внутри меня, щупает что-то, глядит внимательно, сволочь, внутренности мои будто глазами пересчитывает. Не больно, только… не по себе как-то… И судорогой крутило меня… Я испугался. Потом он вынул, сволочь, выблядок, руку.
– Тоже… Хозяина. Сдохнешь, если не будешь перемениться. Усвой. Да? А лучше беги. Да?
– Почему ты мне это рассказал?