— Римский… Пий ХХIV. В общем, мое святейшество…
Джованни расслабился и вылез из укрытия. К обычным психам он всегда относился с симпатией.
— Очень приятно. А я — Джованни. Вампир. Какие проблемы, папа?
И затравленный понтифик, повинуясь неведомому порыву, рассказал ему все…
— Ну и что? — недоуменно пожал плечами Джованни в конце сбивчивого повествования. — Мне-то какая разница? Попил красной кровушки — теперь зеленую пить стану… Все разнообразие, а то желудок что-то пошаливать стал. Ведь знал же, что нельзя наркоманов трогать…
— Креста на тебе нет! — озлился папа Пий, хлопая тиарой оземь. — Как у тебя только язык повернулся!..
— Ты за язык мой не беспокойся! Он у меня поворотливый!.. А креста, понятное дело, нет… откуда ж ему взяться, кресту, ежели я — вампир?
— Ну вот! А я тебе о чем толкую?! Ты же наш, здешний, земных кровей… В смысле — нелюдь. Я, значит, людь, а ты — нелюдь. Единство и борьба противоположностей. А эти — пришельцы! Чужие то есть… инородцы.
— Инородцы?!
Хриплый запойный бас колыхнул воздух склепа, и в дверях возникла нечесаная голова с красным носом-картошкой.
— Где инородцы?! Сарынь их на кичку!..
Надо заметить, что третьего дня к Джованни приехал погостить закадычный приятель — упырь Никодим из далекой Сибири. Как он там сохранялся в вечной мерзлоте и чем питался в своей тундре — этого никто доподлинно не знал, но отношение Никодима к инородцам было в упыристической среде притчей во языцех.
Джованни едва успел ввести друга в курс дела, как темень кладбища Сан-Феличе прорезали ослепительные лучи прожекторов.
— Это за мной, — сказал папа Пий, грустно глядя на патруль гоблинцов. — Прощайте, ребята. Рад был познакомиться…
— Что?!
Грозный рев Никодима сотряс решетки ограды, и из-под его распахнувшегося савана выглянул краешек тельняшки.
— Да чтобы мы своего, кровного, этим двоякодышащим отдали?! Век мне гроба не видать! Ваня, чего рот разинул — подымай ребят! Неча по склепам отсиживаться, когда Родина-мать зовет!..
— Си, синьор колонело! — вытянулся во фрунт просиявший Джованни и сломя голову кинулся к ближайшей усыпальнице, откуда высовывалась чья-то любопытная физиономия.
А Никодим уже выцарапывал на известке стены крупными буквами:
"МЕРТВЫЕ СРАМУ НЕ ИМУТ!"
На следующее утро большинство газет вышло под заголовком: "Римское кладбище Сан-Феличе — последний оплот человечества!.."
И во многих газетных киосках мира по ночам слышались осторожные шаги, и отливающие алым глаза бегали по мелкому шрифту строчек…
Вскоре в Рим прибыла интернациональная бригада: Упырявичюс, Упыренко, д'Упырьяк, Упыридзе, Упыйр и интендант Вурдман. Последний немедленно переругался с Никодимом, не сойдясь во взглядах на распятие Христа, и папе Пию пришлось мирить скандалистов, ссылаясь на прецеденты из Ветхого и Нового Заветов.