Все-таки учительница музыки, весьма обходительная женщина по натуре, сделала одну полезную вещь — написала мне на листке название книги, которую я должен был приобрести, раз мне все это так, [непеч. ], нужно. Ну, не в таких выражениях она это сказала, конечно. Ну да ладно. Книга эта была — ну, вы знаете, такой, типа, сам-научись справочник — большой, тяжелый, неуклюжий и неумелый. Она показала мне обложку. Сказала, что охотно одолжила бы мне школьную копию, но не имеет права, увы. Школы часто приобретают всякое разное, чем впоследствии никто не пользуется. Справочники просто лежат в ящиках или стоят себе, невостребованные, на полках, собирая почтенную пыль.
Я попросил у мамы денег, и она спросила на что. Я не знал точно, что именно она хочет от меня услышать. Поэтому ничего не ответил. И в результате ничего не получил. Понятно, что к папе я обращаться не стал. Я решил, что наберусь наглости и поговорю со своим крутым старшим братом, носящим нож и проявляющим щепетильность по поводу одежды. Он, конечно же, надавал мне по шее, поскольку как раз пришел срок, и затем, от щедрот своей доброй души, выделил мне десять долларов, с ужимками. Я нашел нужную мне книгу в магазине на Восьмой Стрит и Шестой Авеню. Стоила она семь долларов с мелочью, вместе с налогом. Я купил стакан кока-колы в МакДональде напротив на то, что осталось от моего состояния, и нашел свободный столик.
Это теперь я начитанная скотина — от литературы я с ума не схожу, но в разговоре могу выглядеть достойно, когда говорят о Бальзаке или Толстом или Фолкнере. А в те времена я ничего не читал. Не было привычки. Изучение справочника превратилось в муку. Я чуть не сдался — раз шесть или семь хотел бросить. Не говоря уж о том, что пианино под рукой не было, и никакой вообще клавиатуры не было, которая могла бы дать мне какие-нибудь практические навыки в добавление к смутно проглядывающим отсветам теоретических знаний, вытаскиваемых мной в малых и трудных дозах из справочника. Три недели я провел, играя на фортепиано в уме и ни разу не заскочив дальше двадцатой страницы книги. Потом было лето, и мама опять нанялась чистить загородный особняк Уолшей, и я снова с ней поехал. События последующих двух месяцев решили дело. Уолши проводили лето в Европе, о которой я знал, что это такое место, которое нельзя увидеть, но следует вообразить, будто оно где-то там, вон там, за морем, если смотреть из Рокауэй Бич или еще с какого-нибудь берега. В Европе в основном белые, и все они ужасно богаты и живут как короли. Предполагалось, что это должно вызывать неприязнь. Я тогда думал впроброс, не очень задаваясь этим вопросом, что лично я был бы не против пожить как король, и если для этого необходимо быть белым — что ж, я не против быть белым. Так или иначе, комната с роялем была моя пока мама убирала и вытирала пыль в особняке. Справочник и клавиатура наконец-то сошлись вместе.