— Скажу нет. Скажу — оставь меня в покое. Скажу, что сейчас я вызову полицию.
— Эй, ты по прежнему видишься с тем черным снобом? С Малкомом? Знаешь, мне это не нравится. Меня это расстраивает… Зиния.
— Это еще не повод сидеть на дереве, как богомол.
Богомолы не сидят на деревьях. Но голова Джейсона слишком занята была другими мыслями, чтобы указать на это Зинии.
— Эй, ты ведь его не любишь. Я знаю, что не любишь.
Они еще поспорили на эту тему яростным шепотом.
— Слушай, — сказал он в конце концов. — Это потому, что я родился в Гондурасе?
— Да! — сказала она, не шепотом, но обычным голосом.
Ее неприятие никак не было связано с этническим происхождением Джейсона. Просто она надеялась, что такой ответ заставит его слезть с дерева и уйти — с газона, от дома, из ее жизни.
Сделалась пауза.
— О, я понял, — сказал он. — Хорошо. Если ты оскорбляешь мою страну, тогда я не желаю тебя больше видеть.
Удивительно — кажется, ответ сработал!
— Вот и хорошо, — сказала она.
— Сучка ты неблагодарная.
— И горжусь этим.
— Иди на [непеч.].
— Это ты иди. Ненавижу твою паршивую тараканью страну размером с блюдце, и тебя я тоже ненавижу. Уйдешь ты наконец?
— Хорошо. Но я это запомню, Зиния.
— Очень рада. Запомни.
— Запомню.
— Да, запомни.
— Я буду помнить об этом всегда.
— Конечно помни. И внукам передай. А теперь иди отсюда.
Что-то выпало у него из кармана и упало на траву внизу. Он посмотрел вниз.
— [непеч. ], — сказал он. — Я выронил пистолет.
— Что! Ты пришел, чтобы меня увидеть, и ты принес пистолет?
— Извиняюсь. Я не собирался в тебя стрелять.
— Рада это слышать. Уходи.
— Хорошо.
— Да уходи же! Смотри, кто-то едет.
Фары автомобиля показались в дальнем конце улицы.
— Вижу, — сказал Джейсон, спрыгивая на землю и ощупью пытаясь найти пистолет. — А вот, если…
— Да оставь ты его, иди, просто иди, дурак!
— Мне нужно найти пистолет.
— Я сама его найду, и тебе отдам. Завтра. Иди же.
— Обещаешь, что отдашь?
— Да! Да! Иди!
Он все-таки еще пощупал траву тут и там. Когда фары приблизились, он вскочил, кинулся бежать, и скрылся в темноте.
Малком одет был по парадному, как всегда. Запарковав машину на въезде, он медленно, с достоинством из нее вышел. Он не видел Джейсона. Зиния вдохнула облегченно.
Малком был душка. Он был — все, о чем мечтали родители Зинии — в противовес Джейсону, бывшему постоянному мальчику Зинии в школе и известному хулигану, и Юджину, безденежному представителю богемы с плохим характером. Помимо них, в жизни Ксении был только один мужчина — профессор биологии в ее колледже, абсурдно тощий, сутулый, очкастый белый, старше Зинии на двадцать лет, который очень смешно шутил и к Зинии относился со смесью виноватой нежности и почти отеческой благосклонностьи, пока отец Зинии, тоже биолог, тоже профессор, учивший в свое время мать Зинии, не поговорил с коллегой, после чего отношения профессора и Зинии распались. Касательно же Юджина — мать Зинии, обычно робкая и бессловесная, проявила неожиданную непреклонность. «С ним ты будешь жить в крысиных дырах всю свою жизнь» — объяснила она. «Не потому, что он музыкант. Мало ли на свете музыкантов — и некоторые очень неплохо зарабатывают. Нет, дело в его отношении к людям, к жизни, и к миру. Он думает только о себе и о своей музыке. Он-то как раз и не хочет ни покоя, ни комфорта, и ему наплевать, нужен ли тебе покой и комфорт, или нет. Все это очень романтично, а только в один прекрасный день окажется, что тебе нужно где-то жить, особенно если детей заведешь».