Итак, мы были идеальной семьей: Гарри ― высокий, светлый, привлекательный, я сам ― темный, мечтательный, молчаливый, и между нами, связывая нас узами любви и дружбы, ― наша ласковая, нежная мама.
Так ясно и безмятежно протекали дни моей юности. Я оставался все тем же мечтателем и лентяем. Целые дни я бродил с ружьем по болоту, удил форелей в пенистых водах ручья или жадно читал в библиотеке. Я поглощал большей частью рассказы о путешествиях и различных приключениях. Стивенсон покорил мое воображение. Я твердо решил в будущем отправиться на поиски дальних островов, и с этой минуты жизнь моя совершенно изменилась. Девственные прерии манили меня. Шелест гигантских пиний отдавался в моем сердце, но сильнее всего было влечение к тем блаженным островам, где нет забот, где все полно солнечного света и песнопений, где цветет вечное лето.
В то время маме пришлось, наверное, немало беспокоиться о моем будущем. Гарри был теперь молодым хозяином, я же оставался по-прежнему лентяем, бездельником, обузой в хозяйстве. Наконец я сказал ей, что хотел бы уехать за границу и этим как будто сразу разрешил большое затруднение. Мы вспомнили о двоюродном брате, очень успешно занимавшемся разведением овец в долине Саскачевана. Было решено, что я поселюсь у него в качестве ученика и, подучившись, обзаведусь собственным хозяйством. Можно легко представить себе, что, соглашаясь на эти условия, я твердо решил в душе взять судьбу в собственные руки, как только доберусь до Нового Света.
Мне будет памятен пасмурный день в Глазго и туманный ландшафт, мелькавший сквозь залитые дождем стекла вагона. Я находился в необыкновенно приподнятом состоянии. Большой дымный город наполнил меня изумлением (близким к страху). Я никогда не представлял себе такой толпы, таких домов, такой сутолоки. Мы втроем, мама, Гарри и я, блуждали и дивились в течение трех дней. Люди оглядывали нас с любопытством, порой с восхищением, ибо наши щеки пылали деревенским здоровьем, а глаза были ясны, как июньские небеса. Особенно Гарри ― высокий, белокурый, красивый, всюду привлекал любопытные взгляды. Когда же приблизился час моего отъезда, уныние охватило нас.
Не буду останавливаться на нашем прощании. Если я и предался малодушному горю, нужно помнить, что я до сих пор никогда не покидал еще дома. К тому же я был еще юн, и эти двое были всем для меня. Мама отказалась от попыток сохранить мужество и смешивала свои слезы с моими. Одному Гарри еще удавалось сохранить немного бодрости. Увы! Все мое возбуждение исчезло, и вместо него мной овладело сознание вины, недостойного бегства, и непреодолимая печаль охватила меня.