— На. Пригодится.
— Ты цел?
— Почти. В ногу ножом саданули.
— А меня в плечо задело. Но это ерунда. Тебя как зовут?
— Макс.
— А меня Эдди. Идти сможешь?
— Попробую. Если не смогу — иди один.
— Пошел ты к черту, — беззлобно сказал Эдди неожиданно для себя. Он помог Максу перевязать ногу, и они поднялись с пола. Впереди был восьмой круг.
Эдди плохо помнил, что было дальше. Они, шатаясь, брели по осыпающемуся под ногами перрону, вокруг горели стены, было трудно дышать; оба то и дело интуитивно уклонялись от флай-брейкеров и шаровых молний, обходили ловушки, даже не замечая их, и шли, шли…
Временами Эдди казалось, что он снова наверху, в городе, и вокруг снова пожар, все горит, и Ничьи Дома корчатся в огне, а пожарные цистерны заливают огонь кислотной смесью, и еще неизвестно, что хуже — эта смесь или огненный ад вокруг; а там, дальше, за стеной пламени — полицейские кордоны, ждут, когда на них выбегут скрывающиеся симбионты, и они не будут разбираться — они всегда сначала стреляют, а уж потом разбираются… Потом был момент просветления. Они были в «кишке», и на них с обеих сторон надвигались «хохотунчики». До ниши далеко, да и не поместиться в этой нише двоим. Но бросить Макса Эдди уже не мог. И тогда он сделал то, что час назад даже не могло прийти ему в голову. Он выхватил свою запасную заветную лайф-карту, чудом пронесенную мимо контрольного автомата, и сунул ее в ладонь Макса — свою Макс к тому времени уже высветил. Обе карточки вспыхнули одновременно, и «хохотунчики» исчезли, словно сквозь землю провалились. Но здесь, на восьмом круге, лайф-карты действовали всего минуту, в отличие от десяти на других кругах и получаса при обычной работе подземки.
Минуты им не хватило. На них снова мчался «хохотунчик», а до перрона было еще далеко. И тогда они оба развернулись и вскинули правые руки. Это было запрещено, но плевать они хотели на все запреты! Вспышки выстрелов следовали одна за другой, и им даже в голову не приходило, что заряды в их гранатометах должны были давно кончиться. Лишь когда вой стих, они опустили руки. «Хохотунчик» превратился в груду оплавленного металла.
Потом снова был провал. Эдди помнил только, что Макс упал и не мог встать, и тогда он взвалил его на спину и потащил. Макс слабо сопротивлялся, вокруг трещали электрические разряды, их догоняло какое-то дурацкое фиолетовое облако, и Эдди шел из последних сил, ругаясь только что придуманными словами…
Пока не увидел свет.
…Со всех сторон мигали вспышки, на них были открыто устремлены стволы кинокамер, и какой-то тип в белом смокинге и с ослепительной улыбкой все орал в микрофон, а Эдди все никак не мог понять, что он говорит.