— В добрый путь вам, други мои, — за прощальным столом поднял кубок Елага Скотин. — Простите, коли что не так. Любы вы мне стали оба. И ты, новгородец ведун Олег, честностью и ратным умением весь град наш изумивший, и новгородец купец Любовод, славный разумением своим и ловкостью торговой. Где бы ни были вы, помните, что ворота двора моего для вас всегда открыты, что всегда вас тут накормят от души, спать положат, от беды защитят…
Смотрины смотринами, но ни о какой свадьбе хозяин не помянул. Сватовства еще не было — значит, и говорить не о чем. Так, слухи пустые… Но тут вдруг Любовод полез в кошель на поясе, достал тряпицу бархатную, развернул и протянул сидящей напротив девушке. На темно-зеленой ткани красновато блеснуло червонное золото.
— Прими дар от меня на прощание, красота ненаглядная, Зорюшка прекрасная. Не нашлось у меня дара, тебя достойного, но пусть хоть серьги эти тебе о добром молодце напомнят, как на реку вдруг глянешь вечерней порой. Я же о тебе, что ни день, что ни ночь, что ни закат, что ни рассвет завсегда помнить стану. Обещаю из странствий дальних такой подарок привезть, чтобы не стыдно показать тебе, красоте красной, радости невиданной. Дабы видели все и сказывали: токмо Зорислава сего достойна, а более никто.
— Благодарю тебя, сердешный мой, — приняв сверток, сжала его между ладонями девушка. — Обещаю тебе хранить подарок на сердце своем, пока ты в странствиях скитаешься, не показывать никому, а надеть токмо как парус твой на реке увижу, как ладья твоя у причалов отцовских закачается.
Родители откровенно опешили, не зная, как реагировать на столь нежданную сердечную близость. То ли радоваться за дочь свою, то ли возмущаться вопиющему нарушению заведенных порядков. А пока они думали, молодые протянули руки через стол и сплели пальцы.
— Жди меня, Зорюшка, — попросил купец. — Какие бы ветра ни дули, какие бы течения ни текли, вернусь я к тебе, зазнобушка моя сердечная. Вернусь и с собой увезу.
— Ни на кого более не гляну, друг сердешный. Ждать стану хоть до часа последнего, каженный день на реку приходить…
— Да что за молодежь ныне пошла! — наконец не выдержал хозяин. — Хоть бы благословения дождались родительского, прежде чем миловаться-то!
— Да езжайте наконец! — махнула набеленной ладонью Велиша. — А то сейчас расплачусь.
— И верно, пора, — понимая, что по своей воле молодой купец невесту не отпустит, взял его за руку Олег. — Ладьи ждут. Идем.
Земля уже вовсю дышала весной: набухшие почки деревьев лопались, выбрасывая липкие нежно-зеленые листочки; вдоль тропинок, у стен домов, на еще не застроенных лужайках стремительно набирала рост молодая трава. Набирала полноту и матушка-Волга, русская река, пока еще называемая кое-кем хазарским Итилем. Воды ее уже захлестывали высокий совсем недавно причал, на котором маялись несколько одетых в непромокаемые кожаные штаны и куртки моряков. Среди них Олег узнал только христианина Ксандра — тот беседовал с безбородым мужчиной, получившим когда-то серьезную травму, после которой шея его была согнута вперед под тупым углом, а голову приходилось, наоборот, закидывать назад, и вид получался — прямо ястреб, усевшийся на высокой ветке и свысока обозревающий окрестности.