Она в бешенстве посмотрела на меня. Я почувствовал, как всегда, силу ее красоты. И еще я почувствовал всю силу ее любви ко мне, которая бушевала в ней, как небесный огонь, с тех самых пор, когда мы еще были детьми. Еще я почувствовал тот гнев, который она питала ко мне за то, что мы не могли любить друг друга так, как все смертные мужчины и женщины.
Я подумал о той единственной ночи в году, когда она и я были на ложе богини, когда она лежала нагая в моих объятиях; грудь ее вздымалась, бедра раскрывались, пальцы раздирали мне кожу на плечах; и я подумал, а доживу ли я до того, чтобы снова обнять ее? На свой лад я тоже любил ее, хотя моя любовь всегда была смешана с каким-то недоверием и немалым страхом перед ней. Мы помолчали. Потом она сказала:
— Я принесу жертвы богам и буду молить о твоей безопасности. Сходи к своей матери и попроси, чтобы она сделала то же самое.
— Я так и собирался, — ответил я.
Это было правдой. Энкиду и я прошли через весь город к мудрой и великой Нинсун, и я встал перед ней на колени и сказал ей, что отправляюсь по неведомому пути, и мне предстоит выдержать страшную битву. Она вздохнула и спросила, почему боги, дав ей в сыновья Гильгамеша, наделили его столь беспокойным сердцем. Но она меня не отговаривала. Вместо этого она встала, облачилась в свое багряное жреческое одеяние, надела золотую нагрудную пластину и ожерелья из граната, лапис-лазури и халцедона, — на голову тиару и пошла к алтарю Уту на крыше своего дома. Она зажгла ароматические курения и разговаривала с богом долгое время. Потом она вернулась к нам и обратилась к Энкиду:
— Ты не дитя мое плоть от плоти, силач Энкиду, но я принимаю тебя своим сыном. Перед всеми моими жрецами и прислужниками, я принимаю тебя своим сыном. — Она повесила амулет на шею Энкиду, обняла его и сказала: — Я вверяю его тебе. Береги его. Защищай его. Верни его назад. Ведь он царь, Энкиду. И он мой сын.
Закончились моления. Я повел своих людей из города Урука на север, в Землю Кедров.
Мы быстро поднимались из теплых низин, оставляя за собой рощи финиковых пальм и золотую грудь пустыни, поднимаясь все выше в прохладную зеленую землю востока. Мы шли быстрым маршем от зари до заката, пересекли семь гор, не останавливаясь, пока наконец перед нами не встали кедровые леса, неисчислимые легионы деревьев, поднимавшихся по склонам земли перед нами. Нам было очень непривычно видеть столько деревьев сразу, ведь в наших землях их почти нет. Из-за деревьев покрытые ими холмы казались почти черными. Деревья стояли, как вражеская армия, что невозмутимо ждет нападения.