Царь Гильгамеш (Силверберг) - страница 114

В середине ночи я внезапно проснулся и сел, совершенно проснувшийся и бодрый. В неверном свете нашего костра я увидел поблескивающие глаза Энкиду.

— Что тебя тревожит, брат?

— Это ты меня разбудил?

— Нет, это не я, — сказал он. — Должно быть, тебе что-то снилось.

— Снилось. Да, конечно, снилось!

— Расскажи мне.

Я заглянул в свою душу и увидел тяжелый туман, лежащий на моей душе, словно толстая белая шерсть. Но за этим туманом я уловил свой сон, по меньшей мере, какую-то его часть. Мы переходили глубокий обрыв у кедровой горы, Энкиду и я, так снилось мне, и по сравнению с горой мы казались не больше черных мошек, которые жужжат в болотном тростнике, а потом гора качнулась, как корабль, подброшенный волнами, и стала падать. И это все, что я мог вспомнить. Я рассказал свой сон Энкиду, надеясь, что он поможет разгадать его. Но он пожал плечами и сказал, что видение не окончилось и просил меня к нему вернуться. Я сомневался, что смогу уснуть в эту ночь, но оказался неправ: как только я лег, так сразу заснул и мне снова стал сниться сон. И это был тот же самый сон: на меня падала гора. Падающая скала вышибла у меня почву из-под ног, а страшный свет нестерпимо жег глаза. Но вдруг появился человек — или бог — такой красоты, которые не встречаются в этом мире. Он вытащил меня из-под камней и дал мне напиться воды, сердце мое успокоилось и возрадовалось. Он поднял меня и поставил на землю.

Я разбудил Энкиду и рассказал ему о моем втором сне. Он сразу сказал:

— Это благородный сон, это великолепный сон. Та гора, что ты видел, это, мой друг, Хувава. Даже если он нападет на нас, мы победим его, слышишь? Боги защитят тебя, завтра мы одолеем его. Мы его убьем. Мы бросим его тело на равнину.

— Ты очень уверенно об этом говоришь.

— А я и уверен, — сказал он. — А теперь ложись снова спать, брат. Спи.

И снова мы легли спать. На сей раз кедровая гора послала сон Энкиду, но не радостный: на него во сне лились холодные дожди, и он дрожал, словно горный ячмень в ветреный день. Я слышал, как он вскрикнул во сне, проснулся и потом пересказал мне свой сон. Мы не искали его значения. Иногда лучше не испытывать судьбу, слишком глубоко проникая в смысл сна. Снова я задремал, касаясь коленями подбородка. И снова мне приснился сон, и я проснулся от него, весь дрожа, в изумлении и ужасе.

— Еще сон? — спросил Энкиду.

— Ты посмотри, как я дрожу! — прошептал я. — Что разбудило меня? Неужели мимо прошел какой-то бог? Почему все мое тело онемело?

— Скажи мне, ты видел еще один сон?

— Да, я видел сон, и он был куда ужаснее прочих.