На другой день к Тарантоге явилась ученая комиссия, чтобы вручить ему почетный диплом и большую медаль за заслуги, но профессора уже не было. Выполнив свою задачу, он ночью улетел в неизвестном направлении.
Причина такого внезапного отъезда мне хорошо известна. Тарантога спешил, потому что через девять дней должен был встретиться со иной на Цырулее. Что касается меня, то в это же самое время я мчался к условленной планете с противоположного конца Млечного Пути. Мы намеревались вместе отправиться в экспедицию к еще не исследованному рукаву Галактики, растянувшемуся за темной туманностью в Орионе. Я еще не был знаком с профессором лично и, желая приобрести репутацию человека обязательного и пунктуального, выжимал из двигателя всю мощность. Но, как это часто бывает, когда очень спешишь, мне помешал непредвиденный случай. Какой-то маленький метеор пробил топливный бак и, застряв в выхлопной трубе двигателя, наглухо ее закупорил.
Недолго думая, я надел скафандр, вооружился сильным фонариком и инструментами и вышел из кабины наружу. Вытаскивая метеор клещами, я случайно выронил фонарик, который улетел довольно далеко и стал самостоятельно парить в пространстве. Я заткнул дыру в баке и вернулся в кабину. Гоняться за фонариком я не мог, поскольку лишился почти всего запаса топлива, и едва добрался до ближайшей планеты — Процитии.
Проциты — существа разумные и очень на нас похожие; одно, впрочем, несущественное различие заключается в том, что до колен у них обычные ноги, а ниже — колесики, не искусственные, а являющиеся частью тела. Пропиты передвигаются очень быстро и изящно, не хуже, чем циркачи на одноколесных велосипедах. У них весьма развиты науки, особенно они увлекаются астрономией; изучение звезд там так распространено, что вы не встретите никого — ни старого, ни молодого процита без портативного телескопа. На этой планете используются исключительно солнечные чаем, и публично посмотреть на механические часики — значит совершить аморальный поступок. У процитов имеются также многочисленные культурные учреждения. Помню, как при первом своем посещении Процитии я был приглашен на банкет в честь старого Маратилитеца, их знаменитого астронома. Мы с ним начали обсуждать какую-то астрономическую проблему. Профессор возражал мне, дискуссия с каждой минутой становилась все острее; старец испепелял меня взглядом, и казалось, он вот-вот взорвется. Вдруг он вскочил и поспешно покинул зал. Через пять минут Маратилитец вернулся и сел рядом со мной, добродушный, улыбающийся, спокойный, как ребенок. Заинтересованный этим, я потом спросил, что вызвало такое чудесное изменение в его настроении.