— Ну ладно, — продолжал мой знакомый, — вот у тебя за спиной висят 3 иконы: Иисуса Христа. Святого мученика и Девы Марин. Скажи мне что-нибудь о них.
— У “Мученика” есть презрение к себе из-за неприятностей по судьбе плюс сильное нежелание жить Подсознательная агрессия — 220 единиц. Так что это не мученик, а просто мучающийся человек. Наверное, художник себя описывал, а не святого.
— Ну хорошо, а у “Девы Марии”? — ошарашенно спросил собеседник.
— Жуткая ревность, зацепка за отношения и идеалы. — А как тогда “Христос”?
— А здесь огромные амбиции, ненависть я презрение к людям.
Приятель сидел в кресле и молча смотрел на меня. — Эти иконы были написаны 250 лет назад, ты хочешь сказать, что тогда художник мог их так написать.
Я пожал плечами: “Я ничего не хочу сказать. Я получил информацию и сообщил се тебе. Это все”.
Некоторое время мы сидели в молчании. Вдруг мой собеседник неожиданно спрашивает: — Мне в голову пришла одна мысль: “Не так давно я отдавал иконы на реставрацию. Мог все эти программы «навешать» сам реставратор?” — Еще как мог, — ответил я.
— А ты мог бы посмотреть его дистанционно и по времени? — Конечно. Назови имя.
Приятель назвал имя, я посмотрел того человека, и мне все стало понятно.
— Ты знаешь, иконы до этого были чистые. Просто у реставратора, когда он начал работать над ними, искра любви душе не вспыхнула. Он в каком был состоянии, в таком и начал реставрировать икону, а любая картина, и особенно кона, работает как увеличительное стекло того состояния, в котором пребывал художник. Так что лучше на стенах не иметь никакой живописи, чем живопись плохую.
Я раньше не понимал, почему подлинник стоит огромные деньги, а великолепная копия — копейки по сравнению с оригиналом. Недавно понял — форма одинаковая, содержание разное. Как правило, подлинник несет богатейший объем информации тонкого плана. В подлиннике сама картина является средством для передачи того состояния, в котором находился художник. А в копии обычно картина является целью и поэтому внутренне гаснет. А все художественные училища, институты и академии учат не обретению состояния творчества, а тем средствам, которыми художник пытается выразить свое состояние.
Но дело в том, что форма определяется содержанием, и каждое новое состояние требует новых форм, через которые оно реализуется. Поэтому часто художественные заведения сначала дают мощный импульс творчеству учеников, а потом невольно начинают гасить этот импульс. Не зря 80 % новаторов живописи не имели художественного образования. И если человек учится и стремится в первую очередь достичь того состояния, когда в душе постоянно начинает жить Божественное, то это состояние, которое мы называем “талантом” или “гениальностью”, рано или поздно в чем-то реализует себя.