Молодой человек пристально посмотрел на нее.
– Ты что, и впрямь думаешь, я полюбил тебя за то, что на твоих стенах висят какие-то картинки? Да я обожал тебя еще до того, как переступил порог твоего дома!
Маркиза сокрушенно покачала головой:
– Ах, жаль. А я-то надеялась, что все дело в картинах. Тогда вы с мисс Карлайл подошли бы друг другу во всех отношениях.
– Анжелика хочет сделать из меня гения. Второго Бугро – самого прославленного художника наших дней. Но меня не привлекают ни известность, ни способность печь картины как пирожки. Да, я медленно рисую, но мне все равно. Я нишу, что мне нравится и когда нравится: И я бы предпочел не ломать голову над тем, какого оттенка должен быть кусочек тени на холсте – желтоватого или зеленоватого.
Джиджи печально улыбнулась:
– Сочувствую. Но мне все равно хотелось бы, чтобы у вас с мисс Карлайл…
– Но люблю я тебя.
– Я тоже тебя обожаю, – сказала она от чистого сердца. – Я не знаю человека лучше тебя. Но если мы поженимся… между нами всегда будет стоять третий. Это нечестно по отношению к тебе. А со временем такое положение станет невыносимым. Я терзалась дни и ночи напролет. Ты ни разу не предал нашу дружбу. Я все спрашивала себя: как я могу тебя подвести, причинить тебе боль? Но в конце концов я поняла, что самым подлым образом обману твое доверие, если и дальше буду делать вид, будто все осталось как прежде. Нет, не в моих силах все изменить, как не в моих силах повернуть реку вспять. Я только могу быть честной с тобой – отныне и навсегда.
Фредди понурил голову.
– Ты до сих пор его любишь?
Вот он – вопрос, которого она не так давно боялась как огня и который он шесть недель назад не отваживался задать.
– К сожалению, да. Не знаю, смогу ли я в достаточной мере искупить, свою вину…
– Ты ни в чем передо мной не виновата… Ты никогда меня не подводила, не подвела и на этот раз. – Он заключил ее в объятия. – Спасибо.
– За что? – изумилась миледи.
– За то, что принимала меня таким, как я есть. Я ни во что себя не ставил, пока не появилась ты. Ты даже не представляешь, какими чудесными были для меня последние полтора года.
Милый Фредди! Только он по доброте своей мог благодарить ее в такой момент. Она крепко обняла его в ответ.
– Клянусь, ты самый удивительный человек на свете!
Когда они оторвались друг от друга, глаза у Фредди покраснели. Джиджи тоже едва сдерживала слезы, печалясь о том, чему не суждено было сбыться, – о красивом романе, который зачах бы под гнетом семейных неурядиц.
Фредди заговорил первый:
– Теперь ты, наверное, поедешь в Америку?