— Вот сейчас золотые солнечные лучики застучат по зеленой листве нашего заоконного тополя, — волнуясь, шептала Былинка. — И тополь-терем распахнет свои оконца, выпустив сначала легкий ветерок на волю, а вслед за ним и стайку разбуженных птиц! А еще я по утрам стараюсь поймать в свое окно самое чистое облако и написать и послать на нем свои добрые пожелания.
— Кому? — спрашивала удивленная Милаша.
— Просто людям! — улыбалась Былинка.
— Ну ведь это глупости, никто не сможет прочесть твои пожелания!
— Нет, не глупости, я точно знаю, что на земле живут люди, которые могут читать облака-письма.
Милаша понимала, что рядом с ней живет большой художник, которому никогда не суждено взять в руки кисть, и никогда никто не услышит гениальной Былинкиной поэтической строки. Впервые в жизни Милаша видела такого человека, которого не могла оскорбить человеческая низость. Сначала Милаша не могла понять, почему Былинка никогда не жалуется, даже тогда, когда, казалось бы, дальше некуда! Раздают санитарки обед и всегда делят пополам Былинкин кусочек курицы или котлеты. А Былинка молчит.
— Почему вы ее обделяете?! — однажды не выдержала Милаша.
— Она слабая, ей и этого хватит! — буркнула в ответ санитарка и вышла из палаты. Милаша посмотрела на Былинку и вдруг поняла, что гораздо унизительнее было бы для Былинки расплакаться из-за этого кусочка и признать себя слабой. А жизнь заставляла ее быть скалой, о которую разбиваться должны все невзгоды.
Милаша представила себя на Былинкином месте, что было бы с ней в таком случае? Ведь дома все старались самый лакомый кусочек отдать ей, а здесь, где собрано столько человеческого горя и боли под одну крышу, происходило обратное. Милаша была уверена: если бы все здешние инвалиды жили среди здоровых, то тогда любой человек стал ценить каждый свой прожитый день. А ведь здоровые не замечают, какое это все-таки счастье — просто встать и пройтись! Говорят, что природа мудра! Ну она же и жестока, создав из живого человека антипод, лишив его тело свободы до конца жизни, и все это только для того, чтобы был он противовесом для другого. Вот такие мысли теснились в Милашиной головке. И еще она теперь точно знала, если ей не суждено уже больше жить с матерью, то с Былинкой они никогда не расстанутся.
Так бежали дни, самый тягостный промежуток времени в Милашиной жизни. И однажды в палату вошли мать и Леська. Только как-то странно Милаша их встретила. Не было на ее лице ни улыбки, ни искорки радости.
— Уж не заболела ли ты сама? — целуя Милашу, забеспокоилась мать.