Я был даже доволен, что красавица-монахиня не заговорила со мной: в том состоянии, в которое повергла мои чувства ее красота, я мог бы так отвечать на ее вопросы, что внушил бы превратное представление о моем уме. Она, конечно, должна была убедиться — я это понимал — в том, что унижение отказа ей не угрожает, и все-таки я восхищался смелостью, с какою она шла на риск. Мне было трудно полностью объяснить себе ее смелость, и я не совсем понимал, почему она могла пользоваться такой свободой. Казино в Мурано! Возможность поужинать с молодым человеком в Венеции! Я терялся в догадках, пока мне в голову не пришла одна мысль: у нее должен быть любовник, которому доставляет удовольствие исполнять все ее прихоти. Это открытие, по правде говоря, задело мою гордость, но авантюра была слишком пикантной, героиня слишком привлекательной, чтобы я прошел мимо. Да, я был на полпути к измене моей дорогой К. К., вернее я уже изменил ей, но мысленно. Однако несмотря на всю свою любовь к этому милому ребенку, я не испытывал никаких угрызений совести. Мне казалось, что неверность такого рода, если она откроется ей, не содержала в себе ничего, что могло бы ей решительно не понравиться: ведь это всего лишь была попытка как-то поддержать меня, так или иначе я просто умер бы от тоски.
Когда-то одна монахиня, родственница г-на Дандоло, представила меня графине Коронини. Эта графиня, бывшая очень красивой и имевшая обширный ум, наскучив светом, уединилась в монастыре Сан-Джустино, и поскольку вес ее в обществе был весьма высок, у решетки приемной этого монастыря она принимала многих достойных особ: тут были и иностранные посланники, и высокие чины правительства Республики, и просто интересные собеседники. Так что в стенах монастыря она узнавала все, что происходит за его стенами, а иногда даже и то, что скрывалось под поверхностью событий. Я полюбился этой почтенной даме, и она нередко давала мне мудрые уроки жизни, беседуя о том, о сем. Через нее-то я и решил выведать что-либо о М. М., отправившись к графине на следующий день после свиданья с прекрасной монахиней.
Мне удалось повернуть разговор на обсуждение жизни в венецианских монастырях. Мы поговорили об уме и влиянии на общество монахини Кельей, которая, несмотря на то, что была чрезвычайно уродлива, могла добиться всего, чего ни пожелает. Мы обсудили молодую и красивую сестру Микелли, которая приняла пострижение для того лишь, чтобы доказать своей матери, что умнее ее. После нее и нескольких других, известных своими галантными приключениями, я как бы ненароком упомянул М. М., сказав, что она, наверное, такая же, но это пока загадка для всех. Графиня, улыбаясь, возразила мне, что нельзя всех мазать одним миром, но пообще-то я, может быть, и прав.