Сняв маску, я пил кофе под арками Прокураций на Сан-Марко, когда проходившая мимо маскированная дама игриво ударила меня по плечу веером. Не узнав маску, я не придал этому заигрыванию никакого значения и, допив спокойно свой кофе, встал и пошел к набережной Сепулькре, где меня ждала гондола Брагадина. Какой-то уличный торговец демонстрировал за десять су изображения различных чудовищ. Среди зрителей я увидел ударившую меня. Подойдя к ней, я спросил, по какому праву она позволяет себе бить меня.
— По праву спасенной вами. За то, что вы не заметили меня!
Так это была дама из кабриолета на берегу Бренты! Я поклонился и спросил, собирается ли она посмотреть на церемонию.
— Охотно, если б у меня была надежная гондола.
Я предложил свою, довольно вместительную, и, переговорив с сопровождавшим ее офицером в маске, она согласилась.
Прежде чем разместиться в гондоле, я попросил их открыть лица, но они сказали, что у них есть резоны оставаться неузнанными. Тогда я спросил, не принадлежат ли они к какому-либо иностранному посольству; в таком случае я, хотя и с величайшим сожалением, вынужден просить их выйти из гондолы — на гребцах моих ливреи патрицианского дома, и мне не хочется иметь неприятности с государственной инквизицией. «Нет, — отвечали они, — мы венецианцы»*.
Мы двинулись за «Бучинторо», и, сидя рядом с дамой, я решился на кое-какие вольности, но не встретил понимания: она пересела на другое место. После окончания торжества мы возвратились в Венецию, и офицер сказал мне, что если я соглашусь отобедать в Соваджо, они мне будут весьма обязаны. Я согласился, мне было любопытно узнать поближе эту женщину — желание вполне естественное, если вспомнить, что открылось моему взору при падении из экипажа. Офицер поспешил вперед распорядиться насчет обеда, и мы остались вдвоем.
Я сразу же признался красавице, что влюблен в нее, что у меня есть в Опере ложа и она в полном ее распоряжении и, если мне будет позволено надеяться, что я не потеряю время напрасно, я буду верным ее слугой до окончания карнавала.
— Если вы намерены быть суровой со мной, прошу вас не стесняться и сказать об этом без обиняков.
— А я прошу вас также откровенно сказать, за кого вы меня принимаете?
— За совершенно очаровательную женщину, будь вы княгиня или окажись из более низкого сословия. Итак, я осмелюсь надеяться, что вы будете ко мне милостивы, в противном случае позвольте сразу же после обеда откланяться.
— Вы вольны поступить как вам будет угодно, но я надеюсь, что после обеда вы перемените тон; тот, что вы избрали сейчас, мало располагает к себе. Мне кажется, что прежде чем приступать к подобным объяснениям, надобно познакомиться. Вы этого не чувствуете?