— Что же это за вещи, Любовод?
— Полный трюм и попутный ветер.
— Здорово у тебя со справедливостью получается, друже, — мотнул головой Олег.
— Продажная больно девица она, справедливость эта. И правда — продажная, и свобода, и порядок. А вот серебро — оно никогда не обманет. И, только не смейся, не продаст. Оно же и выбор верный совершить всегда поможет. Вот смотри, ты ведь сумневаешься, верно? Мучишься, выбираешь. А знаешь, как решить все можно точно и быстро?
— Как?
— Когда сумневаешься — примыкай к тому, кто платит больше. Ведь в остальном они одинаковы, правда?
— Да ну тебя, — невольно засмеялся Олег. — У тебя только одно на уме.
— Два на уме, — вздохнул новгородец. — Первое — это то, что мудрый Аркаим платит так, что никаким князьям и не снилось. А второе, друже, — так это то, что Раджаф с родичами моими сделал. Ты забыл, видать, кто я такой, колдун? Кто мать моя, забыл? Раджаф, о котором ты так заботишься, всю нежить водяную в реках здешних извел, под корень истребил. Поэтому я буду помогать Аркаиму, даже если он станет кидаться в своего брата человеческими головами, жечь святилища и пить кровь человеческую. Такую справедливость ты переживешь?
— Извини, — прикрыл глаза Олег. Общаясь долго с человеком, ничем не отличающимся от других, поневоле начинаешь забывать, что он сын русалки. — Извини. Так бы сразу и сказал. Хорошо, друже, ты прав. Раджаф должен быть уничтожен, и это будет справедливо, как бы мы этого ни добились. А справедливость… Когда мудрый Аркаим сядет на трон, он потом придумает, как изобразить это наиболее справедливо. Что же ты мне голову морочил? Сказал бы сразу: хочу этого урода прикончить. Разве бы я другу не помог? А то — серебро, серебро.
— Я обязан уничтожить Раджафа, и я это сделаю, — сурово сообщил новгородец, наклонился вперед и закончил: — Но самое главное — чтобы мудрый Аркаим заплатил за это дело как можно больше.
— С тобой говорить… — отмахнулся Олег. — Только голову морочишь. Идем, Урсула. Лучше с тобой под одеялом пошептаться, чем у купца справедливости искать.
— Ты меньше о высших деяниях думай, друже, — ответил новгородец. — А побольше — о делах земных. О тех, что пощупать можно, на руки взять, к сердцу прижать. Они — не обманут. Тогда и спать станешь крепче, и дневать слаще. Нет, ты иди, иди. Тебе сладости, мне пиво. Так что не отвлекайся, иди.
Утром ополчение миновало Туеслов. Взятый летом «на меч», город так и остался мертвым: покрытые инеем земляные валы, провалившиеся крыши, следы пожарищ в нескольких домах. Люди возвращаться сюда не захотели, звери и птицы заселять пока не отваживались.