Знай, что при разделе окровавленной добычи
Со спором громким твои братья предложили
Кабанью голову и устрашающую шкуру
Оставить как святыню, чудо в Калидоне;
И многие к тому склонились, но твой сын,
Могучими руками обхватив объём волос,
Швырнул со стуком ту бесформенную кучу
Под ноги девы, говоря: «Твоя, а не моя, добыча,
Твоей рукою, для тебя она была убита,
И все хвалы тебе назначил Бог»; и засмеялась 1530
Она, как утром, что пришло на смену ночи
Священной, небо улыбается, краснеет (…)
И прочь пошла она. Тут крикнул кто — то: «Эй,
Неужто губы аркадянка всем нам прострелила,
Из — за девчонки всем лишиться нам добычи!»
Тут все за ней гурьбою поскакали, злобясь,
Сорвав с её волос цветочную корону, тотчас
Отняли шкуру вепря, всячески позоря,
Лишь Мелеагр, как лев ручной, хозяйку защищая,
На них напал, остановил и, как пожар лесной,
Крушил и разгонял, ударов много получая; а она 1550
Не подняла руки и не вмешалась: и Плексипп,
Крича: «Вот за любовь, дружок, расплата»,
На Мелеагра ринулся, но тот копьём преострым
Пробил ему и рот и щёки; и тогда Токсей
Напал без крика, говоря ударом; но слова копья
Напрасны были, хоть злобны, и землю
Сотряс он, падая, в бок получив удар,
И пена лошади его обрызгала лицо убийцы,
Лицо твоего сына запятнала; недвижимы,
Безгласны стали павшие. Сказал тогда Эйней,
Что в гибели они своей повинны сами, небо
Разгневав глупостью; дразнящие судьбу падут…