— Она от тебя тащится, — сообщила мне она, когда ее мамаша, или кем бы та ей не приходилась, отправилась в туалет. Иди к ней, сейчас же. Вставь ей здесь, в самолете, на тележке дьюти-фри, как Сильвии Кристель в «Эммануэль». Ну, давай же, приятель, трахни ее как следует, и ради меня тоже.
Подобные слова из девчоночьих уст меня несколько удивили. Она была такая светленькая, нежная, ей с трудом можно было дать десять, и вдруг «вставь ей» и «Эммануэль». Это смутило меня, и я попытался изменить тему.
— Ты первый раз была за границей, малышка? — спросил я. — Мама взяла тебя в поездку?
— Она мне не мама, и я не малышка. Я — переодетый лилипут, а она мой импресарио. Не говори об этом никому, я наряжаю эту жуткую юбку только потому, что мне приходится таскать в заднице два кило героина.
Потом мать вернулась, и девица опять стала вести себя нормально, кроме тех минут, когда стюардесса проходила мимо нас, предлагая стакан воды, орешки и все, что они обычно приносят, улыбаясь при этом, в основном, мне, а эта соплюха просыпалась и делала мне всякие непристойные знаки. Через некоторое время она отправилась в туалет, и ее мать, сидевшая у прохода, улыбнулась мне усталой улыбкой.
— Она Вас уже, наверное, порядком утомила, — она старалась выглядеть спокойной. — Еще тогда, когда я уходила. Говорила Вам, что я не ее мать, что была командиром роты парашютистов, и все в таком духе.
Я покачал головой, но она все равно продолжала. Было видно, что она в затруднительном положении и должна кому-нибудь рассказать об этом.
— С тех пор, как у нее погиб отец, она старается наказывать меня при каждом удобном случае, — сказала она доверительно, — как будто я виновата в его смерти. — В этом месте она начала плакать.
— Вы ни в чем не виноваты, госпожа, — я положил полную утешения руку ей на плечо, — никто не думает, что Вы виноваты.
— Все так думают, — и она гневно оттолкнула мою руку. — Я хорошо знаю, о чем говорят за моей спиной. Но ведь суд меня оправдал, это факт. И нечего презирать меня. Кто знает, какие страшные дела натворил ты сам.
Тут как раз вернулось дитя и одарило мать убийственным взглядом, который моментально угомонил ее, а потом несколько более нежно глянуло на меня. Я съежился на своем посадочном месте у окна, пытаясь припомнить все страшные дела, которые натворил. Вдруг я почувствовал маленькую и потную ладошку, сующую мне в руку смятую записку. В ней большими печатными буквами было написано: «Вазлюбленый, пажалуста, встреть меня на кухоньке», и ниже подпись «Твоя стюардеса». Дитя подмигнуло мне. Я продолжал сидеть. Каждые пять минут она толкала меня локтем. В конце концов, мне это надоело, я встал и сделал вид, что иду в кухонный отсек. Я решил пойти в хвост, посчитать до ста, а потом вернуться, в надежде, что после этого сия деспотичная девица оставит меня в покое. Через час мы должны были приземлиться. Господи, я так хотел уже быть дома.