Я долго говорила с Анной. Я забыла, насколько она была полна. Я и сама несколько располнела. В этом мы походили на нашу мать. Но рядом с Анной я выглядела почти худенькой. К тому же она была беременна.
Мы вместе должны были отправиться в Уайтхолл, и нас ожидала королевская баржа.
Ступив на нее, я испытала укоры совести. Теперь это была моя баржа… королевская баржа, а еще совсем недавно она принадлежала отцу. Я взяла себя в руки. Я не должна предаваться этим глупым мыслям. В том, что случилось, больше всех виноват он сам.
Он, вероятно, и не хотел царствовать. Если бы он хотел, он не отдал бы так легко корону. Он удалится теперь в какое-нибудь спокойное место, где сможет в мире исповедовать свою веру.
Я должна ликовать. Уильям одержал победу, и я вернулась домой.
Пока мы плыли к Уайтхоллу, толпы на берегу приветствовали нас.
Я поднялась по лестнице во дворец. Как там все было знакомо! Воспоминания нахлынули на меня. Я радостно улыбалась. За мной пристально наблюдали, поэтому я не должна была выказывать никаких чувств, кроме удовольствия. Я шла по знакомым залам с восклицаниями восторга. Анна шла рядом со мной, улыбаясь.
– Теперь ты дома, сестрица, – сказал она.
– И очень счастлива, – отозвалась я.
Тут только я заметила Сару Черчилль. Она никогда не скрывала своих чувств, и взгляд ее был холодный, критический.
«Как она смеет! – подумала я. – Она думает, что я бесчувственная». Она знала, как любил меня отец, и вот теперь я наслаждалась, завладев его собственностью, ставшей моей, потому что мой муж, при моем участии, лишил моего отца трона. Это она подговорила Анну покинуть отца! Ее муж поднял против него мятеж в армии. И Сара Черчилль стояла здесь с презрением в глазах!
Я ненавидела Сару Черчилль. Она могла влиять на мою сестру, но ей придется помнить, что я – королева.
Я расположилась в королевских апартаментах. Я вспомнила, как я приходила туда к Марии-Беатрисе. Я вспомнила ее доброту к бедной испуганной девочке, которую выдавали замуж и отсылали из дома. Бедная Мария-Беатриса, как-то сложилась у нее жизнь теперь? Я думала о ней и ее младенце, которого злые языки прозвали «Младенцем из грелки», и ее никчемном муже. Она любила меня и доверяла своему «дорогому лимончику», который теперь красовался в оранжевых юбках в еще недавно принадлежавших ей комнатах.
Когда я обосновалась в Уайтхолле, Уильям приехал навестить меня. Это была наша первая встреча после прощания в Голландии. Он выглядел усталым и, казалось, сутулился больше, чем когда-либо. Впрочем, у меня всегда было такое впечатление, когда мы встречались после разлуки. В своем воображении я создавала иной образ – высокого стройного, более любезного человека.