Фрейлинам накрывали стол в отдельном помещении. Иногда, когда муж задерживался в Гаагском дворце допоздна со своими министрами, я тоже ужинала с ними. По поводу этих опозданий Вильгельма среди фрейлин шли разговоры, которые не в малой степени способствовали созданию при английском дворе впечатления, что муж обращается со мной без должного уважения.
Раньше доктор Хупер разделял стол с фрейлинами, но, когда прибыла его жена, он отклонил сделанное ей мною предложение тоже питаться с ними. Он сказал, что ввиду «строгой экономии», соблюдаемой принцем Оранским, и его неприязни к англичанам он полагает, что миссис Хупер лучше обедать у себя и что он, естественно, останется с ней, тем самым избавляя принца от лишних расходов.
Это тоже было замечено и, несомненно, передано в Англию.
У Уильяма была репутация скупца, и, правда, он очень мало платил священникам, прибывшим из Англии. Поэтому наш пастор – доктор Хупер, будучи состоятельным человеком, содержал себя и жену на собственные средства, пока они жили в Голландии. Поскольку духовенство в Голландии получало мизерное содержание, голландцы были так шокированы его экстравагантным образом жизни, что они прозвали его «богатеем».
Ввиду всех этих обстоятельств доктор Хупер держался очень независимо и откровенно высказывался в присутствии Уильяма, нередко ставя моего мужа в неловкое положение. Конечно, Вильгельм был не такой человек, чтобы подобные пустяки могли задевать его самого, но его беспокоило, что, не без влияния доктора Хупера, я продолжала придерживаться обрядов английской церкви, вместо того чтобы усваивать правила голландской.
Уильям как-то сказал во всеуслышание, что, будь это в его власти (что означало, будь он королем Англии), доктор Хупер до конца дней остался бы всего лишь Хупером. Но доктор Хупер был равнодушен к подобным замечаниям и продолжал высказывать свои мнения с полной откровенностью. Может быть, поэтому его и постарались поскорее отправить обратно в Англию. Впрочем, приехавший на его место доктор Кен оказался еще более резким на язык.
Неожиданно я обнаружила, что в апартаментах фрейлин чуть ли не каждый вечер устраивается нечто вроде небольших приемов. Зачинщицей всего этого была Элизабет Вилльерс. И это при том, что Вильгельм не терпел никаких излишеств, а сопровождавшие эти приемы ужины должны были обходиться недешево.
И тут меня неожиданно осенило, что все эти развлечения имели определенную цель. Большинство фрейлин были молоды, а некоторые и очень привлекательны, и на этих вечерах иногда можно было встретить самых важных лиц из придворных.