Дейни сидела на кухне уже минут сорок, и никто о ней не вспоминал. Даже Блейку не до нее: он в гостиной, играет роль радушного хозяина – скрепляет порванную нить беседы, подливает дамам вина, случайным прикосновением заставляя трепетать женское сердце, отводит «на два слова» какого-нибудь важного гостя. Даже заезжий гений, явившийся без приглашения, получил от него свою долю ласковых слов, кивков и улыбок. Все получили свое. Только не Дейни.
Дейни взяла с подноса оливку и отправила в рот. Ей стало чуть полегче. Чертов Блейк. Что он там празднует? Как смеет развлекаться, когда дела – хуже некуда?!
Дейни съела вторую оливку, затем начала с хрустом грызть морковь. Туча рассеялась, но обида на Блейка осталась. Теперь Дейни раздражала его чрезмерная внимательность. Словно молодожен, ей-Богу! Неужели он надеется, что Дейни останется здесь навсегда?
По совести сказать, Дейни не на что было жаловаться. Она и выглядела и чувствовала себя гораздо лучше, чем две недели назад. Она ничего не делала – читала целыми днями да ездила по магазинам, Блейк все время был рядом… словом, лучше любого курорта. Блейк сумел убедить Дейни, что она потеряла – «отвергла» – поправляла она – не так уж много. Подумаешь, работа! Зато появилась возможность изменить свою жизнь. Появилось свободное время, друзья, наконец – любящий мужчина. «Ты должна благодарить судьбу», – говорил Блейк, и Дейни верила. Он чертовски хорошо умел убеждать. Особенно в постели.
Но сейчас, в одиночестве, присматривая за шипящей в духовке индейкой, Дейни понимала, что хочет большего. Раны ее почти затянулись; она чувствовала возвращение прежней силы. Она пресытилась любовью и домашним хозяйством. Она скучала без несговорчивых клиентов, без беготни по городу и торопливых деловых ленчей. Ей не хватало строгого костюма и высоких каблуков. Джинсы – замечательная штука, но не семь же дней в неделю! Она хотела сидеть над проектом с карандашом в руках, спорить до хрипоты с художником. Она хотела вновь обрести бессмертие в своих плакатах и фильмах. Она готова была начать сначала.
Из гостиной донесся взрыв смеха. Сжав губы, Дейни открыла духовку и водрузила злосчастную птицу на сервировочный столик.
– Ребята, индейка ждет, – громко объявила она, появляясь в раздвижных дверях. – Я порежу. – Скорчив зверскую рожу, она занесла над птицей нож.
Дейни Кортленд снова стала собой.
Блейк убирал со стола, Дейни мыла посуду. Она молчала, и Блейк, заметив ее угрюмость, не произносил ни слова. Наконец, когда Блейк появился на кухне с пачкой салфеток, Дейни заговорила: