— Нет. Он интересовался чёрной магией. Привидениями, проклятиями.
— А, что, вы и в этом сечёте?
— Да, нет, — усмехнулся Фартуков — не секу. Женя пытался выяснить, как к этому относится медицина.
— И как она относится?
— Никак. Есть наука, а есть шарлатаны.
— Нет, но бывает же что-то. Я, вот, читал…
— Бывает. До сих пор у диких племён, где-нибудь в Африке, действуют и колдуны, и маги всякие, или как там они называются. Иногда они добиваются поразительных результатов, пока необъяснимых. Но в медицине нельзя пользоваться необъяснимыми методами — это может привести к страшным последствиям. А те, что у нас шуруют… Эти практически поголовно жулики, использующие определённые свойства человеческой психики. Методы, которыми они пользуются, известны с древнейших времён, но им продолжают верить, это свойственно многим людям — слепая вера в различную таинственность и мистику вместо разумного подхода.
— И Балясин тоже верил?
— У Балясина… скорее всего у него был тяжёлый невроз, навязчивое состояние на почве нервного шока.
— Белая горячка?!
— Белая горячка, это несколько из другой области — он до неё не допился. Только, знаете, кроме белой горячки, нас иногда мучает совесть, простите за выражение.
— Думаете, она его мучила?
— Мне кажется, да. Перед смертью он вспомнил о Боге.
— О Боге? — заинтересовался Колапушин — Капсулев нам ничего об этом не рассказывал.
— А он скорее всего и не слышал. Это перед самой смертью было, в машине. Там музыка очень громко играла — Женя попросил включить.
— Значит, о Боге — задумчиво повторил Колапушин, — а вы точнее не сможете вспомнить?
— Постараюсь, хотя, сами понимаете, сердце у него остановилось, буквально тут же. Так: сначала он сказал — «Голос Бога» — нет, слово голос он повторил два раза… Вот так: «Голос… Голос Бога…» Он ещё с расстановкой говорил, и в глазах было такое выражение, как будто он, действительно, услышал чей-то голос.
— Это всё, что он сказал?
— Нет. Я стараюсь вспомнить… значит… потом он сказал кажется так: — «Как просто…» — потом опять повторил: — «Голос Бога» — и… да, правильно, он сказал: «Лука же говорил». А потом он, почему-то, засмеялся и сказал, что я идиот.
— И всё? Это были его последние слова?
— По-моему, да. Ведь сразу после этих слов сердце и остановилось. Нет, вру! Он, действительно сказал что-то ещё… о трубах, кажется.
— Это не могло быть бредом?
— Не думаю… Хотя, сами понимаете… кардиогенный шок.
— Да, конечно. Здесь невозможно сказать что-то определённое.
Колапушин рассеянно посмотрел на Фартукова и, задумавшись, обвёл глазами приёмную. Его взгляд случайно упал на «дипломат» врача, который так и стоял раскрытым на стуле около дивана. Неожиданно он увидел кончик чего-то маленького, но очень знакомого. Стараясь, чтобы голос не выдал его удивления, он спокойно сказал: