Немного послушав, Сэм решил: "Да он, к тому же, еще и не в себе". Огляделся по сторонам. Потом хлопнул старика по плечу, указывая на скамейку, и достал из кармана драного пиджака бутылку вина, украденную вчера в магазине.
В глазах Звяка мелькнула искра надежды — кажется, абориген понял его. Он, подчинившись, опустился на край скамейки и внимательно наблюдал, как, сорвав с прозрачного сосуда с красноватой жидкостью пробку, абориген прижал его горлышко к губам. Выпив половину, абориген протянул сосуд Звяку. Командор, не колеблясь, последовал его примеру, расценив действия аборигена как первый шаг к взаимопониманию.
Легкий туман и блаженство охватили Звяка. Он откинулся на спинку скамейки и прикрыл глаза, чувствуя, как по телу разливается тепло. Словно сквозь вату до его сознания долетали какие-то выкрики, шум и возня. Помедлив, командор приоткрыл глаза: вдоль аллеи, удаляясь от него, два аборигена в синей одежде с дубинками в руках, волокли его собеседника. Смутно соображая что происходит, Звяк встал и шатающейся походкой побрел в противоположную сторону.
Сэм Паркер, подгоняемый пинками полисменов, оглянулся через плечо на сутулую спину старика и пожалел о своей щедрости.
Уличный шум оглушил Звяка Бряка, вышедшего за ворота парка. Картина шумного и многоликого города, тысячи раз виденная командором с борта корабля, предстала в совершенно ином свете. Оглушенный и растерянный Бряк стоял посреди тротуара, обтекаемый бесконечной вереницей аборигенов, обращавших на него внимания не больше, чем на мусор валяющийся под ногами. В последней надежде Звяк Бряк раскинул руки, пытаясь остановить поток аборигенов. Путаясь и сбиваясь, он уже не говорил, а кричал что-то. Заготовленные слова выветрились из памяти. Глаза, наполненные отчаянием, искали малейшей ответной заинтересованности и не находили ее.
Аборигены стали опасливо обходить командора, перекидывались взглядами и крутили пальцами у виска. Рука, неожиданно появившейся фигуры в синем, железной хваткой вцепилась в локоть Бряка и оттолкнула его к стене здания. Перед носом командора недвусмысленно замаячила короткая дубинка. Смотревшие из-за нее глаза, близко поставленные на мясистом лице, не сулили ничего хорошего. Лингофон Бряка, после безуспешной попытки перевести поток слов синего, захрипел и навеки смолк. Синий, так же незаметно, как и появился, исчез в толпе.
Ничего не видя перед собой, на подгибающихся ногах командор безвольно брел по улице, подгоняемый наталкивающимися на него телами.
На кромке тротуара бурлящей городской улицы сидел седой старик с болезненно зеленым лицом. Его руки, упирающиеся локтями в худые колени согнутых ног, судорожно сжимали виски. По сгорбленной спине время от времени волной пробегала дрожь. Старик плакал, не вытирая слез, и они стекали по изможденному лицу на асфальт, образуя небольшую лужицу, возле которой поблескивала мелкая монета, брошенная чей-то жалостливой рукой. Сотни прохожих, окидывая взглядом и тут же забывая сгорбленную фигуру старика, проходили мимо.