Пропуск и гильзы! Это сочетание весьма вероятно! Сергей покосился на край стола. Там стояла полная и нераспечатанная бутыль.
Репродуктор на кухне включился сам:
— Четвертые сутки пылают станицы.
Потеет дождями донская земля.
Не падайте духом, поручик Голицын!
Корнет Оболенский, налейте вина!
Налить, так налить! Сергей сорвал пробку с бутылки, плеснул в стакан. Тот стоял со вчерашнего — немытый и мутный. Выпил залпом. Бормотень согрела пищевод, желудок. Бормотень, как бормотень — высшее достижение эпохи развитого социализма и окончательного несокрушимо-живучего застоя. Сергей крякнул. Налил еще стакан. Потом третий. Поглядел на бутыль — та почему-то не наполнялась, и это показалось Сергею обидным, он понемногу косел.
С кухни заполошло голосило на все лады:
— Белая армия, белый барон
Вновь предрекают нам царский тро-о-он!!!
Сергей откинулся на спинку кресла. То скрипнуло, подалось. Еще два месяца назад по радио и телеку передавали, что последний трон и остатние царские регалии проданы на аукционе. Трон купил африканский вождь с трудным именем. Корону, скипетр и державу — какойто старый друг страны советов с незапоминающейся глухой фамилией. Причем, один расплатился бананами, другой трубами. Так что волноваться о каких-то там «предречениях» не стоило — проклятый царизм со всеми своими отрыжками и причиндалами был искоренен полностью и окончательно. Песенка носила явно провокационный характер и была рассчитана на неустойчивых элементов. Сергей пошел на кухню и вырубил репродуктор.
Когда он вернулся, бутыль стояла наполненная до краев. Но без пробки!
Сергей глотнул прямо из горлышка. И чуть не подавился. В рот ему попал какой-то мерзкий, слизистый, тягучий комок, высосанный из бутыли. Это было уже слишком! Сергей выплюнул слизистую дрянь — она расползлась по полу зеленым густым пятном-лужицей. И из лужицы этой высунулся мутный глаз на морщинистом стебле.
— Здрась-те! — выдавал Сергей со злобой. И побежал в ванну прополоскать рот.
Он долго натирал зубы пастой, не жалел ни их, ни зубной щетки, ни больной десны. Наконец избавился от мерзкого привкуса. И увидел в зеркале зеленого. Тот стоял позади, трясся.
Только теперь Сергей по-настоящему рассмотрел его лицо, а точнее морду отвратительную, гадкую. Морщинистый лоб, уходящий назад, к яйцеобразному затылку, был покат, глаза торчали словно у кальмара, вместо носа, губ, подбородка висели то ли отрепья какие-то, то ли клочья водорослей-полипов. А все в сочетании было непереносимо и могло надолго лишить аппетита.
— Да, именно так мы и выглядим, — грустно подытожил зеленый. — Я мог бы вам явиться и в человеческом облике, но зачем этот маскарад, верно?