— Петровна, ты уж про нас не забудь, пятеро душ семейство наше, я шестая, Маруське Таганковой я, почитай, первая заявила, чтоб нас числила…
— Петровна, и мы тут при немцах не останемся. Хучь куда, хучь как, а лишь бы от них. Дед мой говорит, я этих германцев в восемнадцатом годе повидал, знаю, какие это люди, они все поотберут, голыми оставят…
Антонина и не заметила, как в правлении появились женщины, их прибавлялось все больше, знакомые лица теснились перед ней, каждая хотела, спешила сказать свое:
— …Петровна, ты на нас не серчай, мы супротив Советской власти никогда ничего не имели и не имеем, и немцев нам сто лет не нужно, но как дом-то кидать, хозяйство, посуди сама, корову только купили, с молоком первый год… Без призора всё ведь растащат, чего наживали — всё прахом пойдет…
— …мене сын наказал, Петровна, Алешка, как уходил по повестке, говорит, мама, не дай бог сюда немцы придут, ты с колхозом уезжай, куда колхоз — туда и ты, не отрывайся, с колхозом не пропадешь, прокормишься, свои люди возле будут, поддержат, помогут, а одна ты пропадешь, кому ты нужна-то — одна…
— …ты не гневись, Петровна, худого не думай, как назад все встанет — и мы опять, как были, ехать-то уж больно далеко, он ведь, паразит, до самой Сибири не остановится, а какая там жизнь, в Сибири-то, там от холода одного враз подохнешь, помнишь, те-то, переселенцы наши, чего оттуда писали…
— …всех-то чего ждать, этак еще два дня прособираться можно. Которые готовы, собра́ты — пускай отъезжают, за Доном стренемся, в кучу соберемся. Пункт надо назначить для сбора, и каждый туда держись…
— …прасенка я тебе отдам, а ты мне фитанцию, чтоб, значит, мне с колхоза причиталось… Добрый прасенок, уж семой месяц ему. Руки вяжет, проклятый, прирезать — так соли нет, не запасли, дурные, верили — не будет войны, не будет…
— Да тише вы, хоть не все сразу, понять ничего нельзя! — прикрикнула на галдящую толпу Антонина. — Марья, возьми бумагу, запишем, которые едут. Надо же наконец счет знать!..
Таганкова села за Антонинин стол с тетрадным листком. Своих домашних забот у нее было не меньше, чем у других. Свекра брали на окопы, там он простыл, вернулся чуть живой, и досе его трясет лихорадка; оставаться в плен к немцам Марье было никак нельзя, муж ее был партийный, раскулачивал в тридцатом году, он-то на фронте, а ей бы и детишкам — припомнили, отомстили; стало быть — Таганковой тоже надо было готовиться в отъезд, собирать вещи, думать, как со свекром. К тому же вчера у нее еще и телушка пропала; привязана была за огородной межой, оторвалась — и вот ночь и полдня неизвестно где, надо бегать, искать… Но Мария сидела терпеливо, писала старательно; всегда она была такой, за что ее и любила Антонина и все правленцы: на первом плане служба, старания для людей, а уж потом — свое, личное.