Полковник устроил ее в местную медсанчасть КГБ, а когда перебрался в Москву, добился и ее перевода, сначала в ведомственную поликлинику, а потом и в Центральную клиническую больницу.
Став к тому времени уже генералом, Калошин тщательно скрывал от всех, тем более от соответствующих служб, свою связь с Зиночкой, и это вовсе ее не тяготило: она не претендовала на роль супруги, довольствуясь стабильностью отношений со своим покровителем и материальной обеспеченностью. Она настолько крепко за эти годы привязалась к своему «милому дядюшке», что ради него готова была на все.
Их свидания происходили в глубокой тайне, что позволяло им скрывать их связь в течение долгих лет. И когда Бакурин в лоб упомянул его тайное и столь многолетнее увлечение, Калошин сначала искренне удивился, а потом изругал сам себя всеми последними словами: первый раз в жизни он искренне испугался. Но не за себя, а за единственную женщину, с которой ему никогда не нужно было таиться, играть: с Зиночкой он всегда оставался самим собой. А теперь страх удвоился: Зиночка ждала от него ребенка… Его собственного, наконец стопроцентно родного, его кровиночку, а не тех, чужих, кому он просто отдал свою фамилию…
Слежку за Фадеевым установили на самом высоком профессиональном уровне. Калошин выделил Скворцову полтора десятка лучших людей из своего охранного предприятия. Все они когда-то работали или в президентской Службе безопасности, или оперативниками в спецслужбах, поэтому об особенностях системы президентской охраны они были вполне осведомлены. Да и Скворцов тут чувствовал себя как рыба в воде, ведь именно он в свое время разрабатывал варианты маршрутов движения президентского кортежа, количество и схемы личной охраны. Поскольку теперь Фадеев неотлучно находился рядом с Президентом, фактически предстояло следить именно за первым лицом государства.
Слежка у Скворцова наладилась так ловко, что он грешным делом однажды даже подумал, что неплохо бы устроить теракт или автомобильную катастрофу и одним выстрелом убить двух зайцев: и бывшего своего подчиненного Фадеева, и бывшего шефа с ним заодно.
Теоретически такое было возможно. Но Скворцов побоялся взять на себя ответственность за такой решительный и эффектный ход. Более того, он не сомневался, что его же подельники из «семьи» без сожаления немедленно расправятся с ним — им же надо будет показать народу свою преданность Президенту: найдут, осудят — и к стенке.
«Инициатива наказуема» — вспомнил он любимую в их службе присказку и отбросил появившуюся у него шальную мысль о теракте.