Сбросив мальчика в пролом перил, Соня сталкивает завёрнутую в плед покойницу вслед за ним. Она слышит удар тела о бетон.
— Сколько не сыпь, а не движется, — глухо говорит теряющая слёзы Таня, тупо глядя на Алексея. — Всё из-за тебя. Сволочь проклятая. Мразь.
Соня снимает платье, колготки и, оставшись в одних трусах, долго смотрит на изуродованное лицо Алексея, остервенело сражавшегося за неё.
— Ему конец, — говорит она. — Но он сражался, как настоящий герой. Настанет время, когда мёртвые дети встанут из земли, и он будет одним из первых. Не плачь о нём, Таня. Он завоевал себе будущее. Смерть приняла его в пионеры. Она имеет на это право.
— В какие ещё пионеры? — спрашивает Таня, всматриваясь в лицо Алексея, чтобы отыскать там знакомые себе черты. Её слёзы капают в разорванный рот мальчика.
— Настоящие пионеры не умирают, — Соня подходит к Тане, садится рядом с ней на корточки и, обняв девочку за шею, целует в щёку. — Они несут караул в каменном лесу, ожидая светлого будущего. Он уже стоит там, твой Алёша, в новом красном галстуке и держит салют.
— Правда? — не верит Таня, утирая слёзы тыльной стороной кисти.
— Истинная правда, — Соня снова целует Таню и прижимается щекой к её щеке, глядя ей за спину. — Когда я найду каменный лес, я увижу его.
— Тогда я пойду с тобой, — говорит Таня. — Я тоже хочу в каменный лес.
— Но ты же не пионерка. Только настоящий пионер может войти в каменный лес.
— А ты?
— Я — пионерка. Меня же принимали в пионеры. Только галстука у меня нет, я его потеряла.
— А как мне теперь стать пионеркой?
— Теперь трудно, ни коммунистов ни комсомольцев настоящих нигде не найдёшь. Кроме смерти некому тебя здесь в пионеры принимать.
— Тогда убей меня, ты, наверное, можешь.
— Ну что ты, Танечка, смерть должна быть геройская. Что толку с того, что я тебя убью.
В наступившем молчании слышно только мучительное хрипение раненого Костика.
— Тогда я просто пойду с тобой, — тихо говорит Таня. — Я возле леса сяду и буду сидеть. Мне этого достаточно будет.
— Хорошо, — подумав, отвечает Соня. — Если так хочешь, то пошли. Только это долгий путь может быть и страшный.
— Не боюсь я ничего, — отсутствующим голосом говорит Таня.
— Тогда расскажи мне про подземелье. Там должно быть что-то, отчего мёртвые встают.
— Отчего встают, не знаю. А там, в темноте, может кто и есть кроме нас.
— Я видела, — говорит вдруг Люба. — Мы с Костиком когда ходили гвозди травить, видели, как в темноте что-то двигалось, у пола, как собака.
— А как оно выглядело? — спрашивает Соня.
— Там очень темно было.
— А где, помнишь?