Валун рухнул неожиданно. Успевший придремать Оболенский хлопнулся вниз, ничего, правда, не сломал, но песку наглотался. Ведьма, умотанная вконец, просто плюхнулась рядом, кое-как, со скрипом вытянула ноги…
– Ефть будефь? – отплёвываясь, спросил Лев.
– Ефстефстфенно, хи-хи… – отчаянно шепелявя, подтвердила бабка, – тока жуп на мефто фстафлю…
– Сисясь, как же, фстафится он. Фигулю не хофефь?
– Фай тот, фмотри, о нетоферсифый! – утомлённая, но целеустремлённая старушка попыталась резко втиснуть зуб на прежнее место, но… От одного нажима он рассыпался на пригоршню зловонных осколков!
– Фто и слетофало офитать, – наставительно объявил образованный россиянин. – Сем бутем меня ефть?!
– Несем… фай мэ.
– Фот и я о том фе…
Над пустыней просыпался холодный розовый рассвет. Первые лучи ещё робкого солнышка озарили угли давно потухшего костерка, поломанную хижину, разбитый колодец, срубленную чинару, поваленный валун – полную разруху и разгромление маленького островка жизни очень одинокой женщины. Сама престарелая ханум, злая и голодная, тихо плакала над потерей последних зубов, а утешал её Багдадский вор – Лев Оболенский. У него была добрая душа…
– …Так ты её не тронул?
– В каком смысле?!
– Пошёл в задницу! Я серьёзно спрашиваю. Мне, как писателю, необходимо знать… То есть где-то далеко в пустыне жила-была, скрываясь от органов правосудия, опаснейшая людоедка-рецидивистка. Ты её, можно сказать, обезвредил и?! И всё, что ли?
– Андрюх, а ты от меня чего хотел? Воровать у старухи нечего, а на предмет всего прочего так моя фамилия не Раскольников! Мы с ней потом неплохо поболтали, кстати… Знаешь, оказывается, беззубые ведьмы становятся очень общительными!
– Значит, ничего не сделал… Это минус, Лёв, большинство читателей любят фэнтези с кровью.
– Ну и какие проблемы? Напиши, что я её там же и замочил, отплясал на костях, тело зарыл, колодец засыпал, всё поджёг и ушёл с суровым лицом, как полный Рэмбо!
– Не поверят…
Хотя что уж там, написал бы – поверили. Полюбовный роман читателя и писателя всегда складывается сложно, с взаимными обидами и упрёками, взлётами чувств и полным падением интереса друг к другу. Причём каждый однозначно воспринимает правым только себя.
Читатель вечно лезет с советами, чего-то требует, доказывает, нудит… Словно, купив книжку писателя по рыночной цене, он навеки приобрёл указанного автора в своё пользование и вправе отныне единолично диктовать ему свою волю и своё видение литературы. Писатель тоже не остаётся в долгу, чисто по-чеховски зациклившись на том, что «публика – дура, пипл – хавает, бабки – капают…».