Тусклый рассвет серым пятном высветил пролом в стене развалин мавзолея, и я понеслась на этот свет, как бабочка на огонь. Уже показавшийся из-за горизонта край солнечного диска ожег привыкшие к темноте глаза, но мне хватило сил выбежать наружу. Отстающий от меня буквально на шаг вурдалак не успел затормозить и следом за мной вылетел на солнце.
От скулежа, переходящего в вой, у меня заложило уши, и я, по инерции пробежав еще с полдесятка шагов, обернулась.
В первых солнечных лучах корчилась сгорающая нежить, а двое, так и не успевших выйти на свет, с недовольным ворчанием попятились обратно, не рискуя преследовать меня дальше.
Выбралась? Выбралась!
Я села на землю и спустя несколько секунд рассмеялась. Громко и от души, несмотря на то что покрыта своей и чужой кровью, а смех становился только громче и искреннее.
Я жива. Все остальное не имеет значения.
Наконец отсмеявшись, я бросила взгляд на свой трофей и с удивлением обнаружила, что недавно залитый кровью браслет оказался девственно чистым. Более того – глаз на нем приоткрылся и сейчас немигающе «смотрел» на меня, сверкая рубиновым отблеском. Ну и крайн с ним, сейчас я слишком устала, чтобы разбираться с подобными тонкостями. Надеюсь, что моя лошадь находится там же, где я ее оставила...
Доброе утро, Последний Герой!
Голодное племя
Многие истории начинаются с пробуждения главного героя. У него обязательно должна болеть голова, да и вообще он должен страдать амнезией. В каком-то смысле моя история стала исключением. По крайней мере, голова у меня не болела. Впрочем, судя по ощущениям – от того, что болеть было нечему. То есть себя я не чувствовал. Так от чего еще я могу страдать? Амнезия? Нет, кто я – помню. Где я – тоже представляю, и, как только смогу открыть глаза, я наконец-то смогу убедиться в справедливости своих догадок. Что самое главное – я не страдал похмельем. В моем состоянии это было бы наиболее неприятным.
Когда мои глаза наконец-то смогли открыться, я увидел над собой крышку гроба. Вернее то, что от нее осталось. Даже умереть мне спокойно не дали. Хотя это как посмотреть: с одной стороны, я вроде как не совсем умер. С другой – умереть-то мне и дали. Осталось понять, сколько я так провалялся. Век, наверное, прошел... Может быть, и два. Появляется надежда, что меня не узнают. Так, похоже, сердце все-таки заработало. Прекрасно. Теперь надо подождать еще пару минут, пока я наконец смогу почувствовать свое тело, чтобы не пялиться больше в этот дурацкий потолок.
Может, зря я так ждал возвращения чувствительности? Похоже, что тело мое находится в отвратительном состоянии. Похмелье было бы лучше. На порядок. Нет, даже на два порядка. Десятичных. Аккуратно шевелим пальцами... кистями... локтями... Тихо, тихо, мало ли кто меня ненароком услышит. Кстати, хороший вопрос – кто или что меня разбудило? Неужели они научились работать со стасисом? Или он таки сдох сам по себе – что, конечно, более вероятно. Пальцы... Кисти... Стопы... Прекрасно. Работает. Проверка зрения. Сколько пальцев? Семь. Все на месте. Хоть что-то радует.