Однажды им повстречалось кочевье орочей, мирных скотоводов. Полтора десятка круглых войлочных кибиток не имели совсем никакой ограды. Лишь для двух сотен овец была сложена из мешков с землей невысокая загородка, а лошади и коровы на ночь просто привязывались к вбитым в землю кольям. Как подобные кочевья могли представлять угрозу для хорошо укрепленных городов, понять было невозможно. Правда, возле каждой кибитки обязательно стояла оседланная лошадь, к седлу которой были приторочены лук и колчан со стрелами. И даже десятилетние наездники имели при себе кистень против волков и пронзительные свистульки для подачи тревожных сигналов издалека. Да и мужчины, выходящие из кибиток, смотрели гордо и бесстрашно.
Но Дарник уже имел возможность убедиться, какими невзрачными эти степные молодцы являются без своих лошадей в ночной рукопашной. Поэтому если создать надежную защиту от их метких стрел, то и опасаться особо нечего. А еще лучше, если у самого его войска будут более дальние стрелы, из тех же камнеметов хотя бы. Мешками же с землей можно хорошо обкладывать не только овец, но и бреши между повозками при разбивке боевого стана. Сильные свистульки тоже нужны, хоть для ночных дозорных, хоть для конных разъездов днем.
Наблюдения и полезные рассуждения чередовались у Дарника с тайным чтением ромейских свитков. То, что он узнавал из них, порой сильно противоречило его прежним представлениям о ратном деле. Один раз он целый день ломал голову над тем, как это «побеждать без чрезмерности», другой раз его удивило правило никогда полностью не окружать противника, чтобы у него всегда имелась возможность для бегства, и совсем уже удивительно звучало указание вступать с рвущимся в бой неприятелем в долгие переговоры, чтобы как можно сильней снизить его боевое воодушевление.
О приближении ромейского Ургана караван оповестили чайки. Их крики заставили бежецкого вожака внимательно осматриваться вокруг.
– Что смотришь? – рассмеялся случившийся поблизости Лопата. – Море близко.
В самом деле, едва дорога вывела их колонну на невысокую седловину между холмами, как впереди, насколько мог охватить взгляд, раскинулась на весь горизонт серо-голубая полоса воды.
Сам Урган за своими пригородными садами бросался в глаза гораздо меньше. На земле Сурожского княжества это был полностью ромейский город с отдельным маленьким войском, со своим законом, языком и обычаем. Лопата, бывавший здесь много раз, вновь почувствовал себя хозяином каравана, показывал, куда направляться, где стать, что делать.
Дарник ему не мешал. Он внимательно смотрел на ровные прямоугольные дворища, окруженные каменными стенами, с прямыми проездами между ними, высокие храмы, украшенные крестами, и, наконец, на саму центральную крепость Ургана. Мало того что она была вся каменная, с сильно выступающими вперед башнями, так еще, чтобы подобраться к ней, надо было преодолеть две полосы препятствий: небольшой сухой ров с хищно наклонившимся над ним коротким дубовым частоколом и ряд чугунных столбов с натянутой между ними толстой цепью. Оба препятствия на первый взгляд казались легко преодолимыми для любого ловкого парня, зато обремененное оружием и штурмовыми лестницами атакующее войско наверняка превращалось здесь в медлительную и неповоротливую мишень для крепостных лучников. Даже стражники стояли не у самых ворот, а как раз у защитных полос и, только убедившись, что очередной гость имеет право проникнуть в крепость, вручную откатывали в сторону небольшую телегу, закрывавшую проход.